осмелившегося поднять глаза от пола, покружил немного хищной птицей, остановился за спиной у Константина Петровича и так стоял почти целую минуту. Надо отдать должное выдержке коммерческого директора: он не упал на пол, не стал каяться в растратах, не вскочил с места. Он даже не пошевелился. Только едва слышно вздохнул с облегчением, когда Кастор снова принялся мерить шагами кабинет.
Постепенно страх отступил: секунда сменяла секунду, а ничего не менялось. Трофим Парфёнович укоренился в дальнем углу и не подавал признаков жизни. Даниил Юрьевич продолжал расписывать ручку в своём ежедневнике. Кастор молча ходил туда-сюда, с любопытством рассматривая притихших подопечных.
Ему нравилось наблюдать за людьми, за тем, как год от года они меняются, за качествами, которые остаются неизменными, а, значит, составляют суть человеческой природы. По сравнению с прочим «неживым начальством», Кастор всегда вёл себя очень по-человечески. Он и при жизни обладал отменными актёрскими способностями, а сейчас, когда примерить другой костюм или маску можно было с помощью одной лишь силы мысли, его талант расцвел. Он давно уже на самом деле не испытывал никаких человеческих чувств и эмоций – с тех пор, как умер. Но умел изобразить их очень достоверно. Что никогда не удавалось, например, шефу Тринадцатой редакции: тот был ещё недостаточно мёртв для того, чтобы с такой лёгкостью корчить из себя живого.
За дверью раздался громкий шепот, затем она распахнулась настежь, и на пороге возник Шурик.
– Та-ак! – повернулся на воображаемых каблуках Кастор.
– Здравствуйте! – робко улыбнулся долгожданный гость.
– Добро пожаловать, – сделал гостеприимный жест Кастор. – Ну, Костя, спросите у него, спросите, как вы один умеете, то, что вам так хочется у него спросить.
– Почему ты опоздал на этот раз? – монументально воздвигся Константин Петрович.
– Да на углу движение такое… – Шурик махнул рукой куда-то вбок, в сторону воображаемого угла. Он уже начал понимать, что Кастор и Трофим Парфёнович, рассерженные его систематическими опозданиями, прибыли сюда, чтобы принять самые жестокие меры, но по инерции продолжал оправдываться. – Ну, все же знаете. Большое очень движение. Я торчал там полчаса, наверное. Ждал, пока меня пропустит кто-нибудь.
– А потом пришла какая-то добрая бабушка и перевела тебя через дорогу? – подсказал Константин Петрович.
– Да нет, я сам. Сам. Зажмурился и перебежал. Надо там «зебру» нарисовать. В помощь пешеходам.
– Надо осла там нарисовать! – сверкнул очками коммерческий директор. – В назидание кое-кому! Как можно так наплевательски относиться к терпению окружающих? Когда ты научишься управлять своим временем? Посмотри! Посмотри на всех этих людей. Они сидят тут и ждут только тебя!
– Ладно врать-то, – перебил его Кастор и посторонился, широким взмахом руки приглашая Шурика занять своё место. – Люди сидят тут и ждут совсем другого: когда мы с Трошей проголодаемся и начнём их
