какое-нибудь тысячелетней давности «во время оно», но и на сегодняшний-то день финны являются врожденными алкоголиками. И очень не зря там и по сию пору столь жестоко свирепствует сухой закон, а приезжающие оттуда в Питер туземцы упиваются в нашей северной столице просто до невменяемости. Что наблюдается на протяжении очень не малого количества лет.
Но ведь и в Норвегии имеется провинция Финмарк. Случайно ли?
То есть это говорит именно о том, что, в сравнении с населением здесь русо-славянским, все эти «Винляндии»: что финская, что норвежская – представляли собой всего лишь некие резервации с проживающими на них местными алкоголиками. И когда наши ладьи следовали через эти места, то туземное население этих резерваций, стремясь оказать в доставке вина русским людям услугу, требовало себе за работу вознаграждение в качестве некоторой доли от перевозимого через их территории этого жидкого драгоценного здесь груза. А затем, набрав в свои закрома изрядное количество огненной воды, население Финляндии и Норвегии впадало в безудержное пьянство.
Все то же следует сказать и о шведах:
«Шведов исстари финнами называли. В Истории Гиалмара короля, из гробовых надписей на латыни, переведенных Перингскиолдом,13 в изданном Хиксом 14 в Тезауре языков северных, титул II, с. 147, называется Бинланд, у Снорри и в многих тамошних книгах – Финланд и Винланд…» [113] (Гл. 17).
То есть для нас разницы между местными примитивными народностями Скандинавии не было никакой – все они лишь требовали провозимой по их территории огненной воды, за что и получили от нас практически одно и то же наименование: винляндцев. И даже место торговли в их наречиях осталось нашим:
«У шведов рыночная площадь и сейчас «torg»…» [115] (с. 131).
Но и финны от них в этом вопросе мало чем отстали:
«…город Т у р к у на крайнем юго-западе Финляндии носит имя, которое представляет собой законное видоизменение русского слова “торг”. Т у р к у значит “рынок”, “базар”, “Торжок” [115] (с. 131)».
Кто-то упрекнет нас в умышленном-де спаивании туземного населения здешних дебрей. Но тут, думается, при прохождении через эту «страну колдунов» было не до жиру:
«Финские племена, жившие… на севере России, были во времена Геродота еще настоящими людоедами, причем не гнушались даже поедать тела своих покойных родителей (Обычаи эти у северных инородческих обитателей России сохранились вплоть до Московских царей, которые строго приказывали следить за ними своим воеводам и выводить эти “прелести”)» [54] (с. 38).
Таковы были нравы коренного населения Финляндии, чухонцев, которых именно мы, как оказывается, от людоедства и отвадили.
«Что же касается скандинавов, то им, прежде всего, нечем было торговать… Лучшим доказательством бедности страны было то, что скандинавы были вынуждены продавать свою кровь службой у иностранцев в качестве воинов» [140] (с. 67).
Так что, подведем итоги, лишь единицы имеющихся у них когда-то древних городов, в сравнении с нашими сотнями, и те – наши. И все потому, что
