очень нравилось пассажирам, и они с удовольствием сыпали монетки и купюры в болоньевую сумку в цветочек, удовлетворенные тем, что делают доброе дело и помогают приюту.
Вечером же, после вкусного заработанного ужина все питомцы собирались вокруг хозяйского кресла и играли и возились от души. Люба, когда пребывала в хорошем настроении много смеялась и иногда даже пела свои любимые песни. Только одно не нравилось котёнку – острый и противный запах, иногда появлявшийся от Любы, он знал, что так пахли бутылки. Они время от времени появлялись на кухонном столе, то высокие из глухого зеленоватого стекла с темной жидкостью внутри, то маленькие и прозрачные. Несмотря на то, что запах менялся, что-то главное, острое и противное всегда оставалось неизменным. Но ещё больше чем бутылки, котёнку не нравились тётки, сидящие на лавочке возле подъезда.
– Гляньте, толстая Любка пошла! Бомжатник свой на заработки поволокла! – шептали тётки вслед Любе. – На бутылку зарабатывают выпивохе этой!
В эти моменты котёнку очень хотелось покусать противных тёток, чтобы они больше так не говорили, но, сидя в сумке-переноске он ничего не мог сделать. К счастью, тётки встречались не часто, и котёнок вскоре забывал о них, продолжая жить в радости и удовольствии.
И вот, однажды… Опять это непоправимое однажды! Люба ушла из дома и не вернулась, также, как когда-то ушла и не вернулась мама. А через некоторое время вместо неё появились незнакомые люди, они засунули всех обитателей квартиры в мешок, вынесли во двор, и котёнок снова оказался на улице.
Поначалу у подъезда, где жила Люба, собирались многие бывшие домочадцы, не в силах оторваться от места, где им было так тепло и сытно, но постепенно их становилось всё меньше и меньше, а потом остался только котёнок. Питаясь нам помойках, ночуя где придётся, он приходил каждый день к подъезду и ждал. В глубине души он знал, что Люба уже не вернётся, но какая-то совсем слабая надежда всё же ещё теплилась в нём. В один из таких дней он снова увидел знакомых тёток.
– А что случилось-то? – вопрошала здоровущая тётка в бордовой вязанной шапке с козырьком.
– Да, упала она! – отвечала другая, маленькая, худосочная тётка в беретке, натянутой на лоб. – Из магазина шла с хлебом и хлобысь! Так с буханкой на скорой и увезли! Вроде, как инсульт у неё случился!
– Страсти-то какие!
– Третьего дня похоронили!
– Царствие небесное!
– Земля пухом!
Тётки перекрестились, замолчали на время.
– А это кто ж в её квартиру всё время шастает? – нарушила молчание тётка с козырьком.
– Ну кто ж? Родственнички набежали! – вздохнула тётка в беретке.
– А кто такие?
– Да, племяш, вроде… Откуда-то взялся, двоюродный или троюродный. Кто их разберет! Пока жива была Любка, никто носу не казал, а теперь хотят продавать, вроде.
– Зверье всё на улицу повыбрасывали.
– Ну,
