Анна шагала во мрак.
– Ай! – закричала она.
Слева вспыхнули, как десятки фонариков, чьи-то круглые, голодные, гигантские жёлтые глаза.
– Не бойся, – твёрдым голосом сказала Землерой и крепче сжал её локоть, – я с тобой.
Жёлтые глаза-фонари неотрывно следили за нею, и в каждом глазе таилось копьё. Анна неуклюже семенила вперёд. Наверное, не было сейчас на свете подпорки более мягкой и ненадёжной, чем её собственные ноги: звук, всплеск света, слишком неожиданный неровный удар сердца – только одного явления из списка хватило бы, дабы она упала ниц. Влажный запах мха, плесени, клюквы, странного и лишнего здесь уксуса пропитывал землю, листья, стволы. Анна шагала вперёд. Пальцы её, державшиеся за локоть Землероя, совсем побледнели и потеряли чувствительность.
Землерой двигался мягко – словно над землёй парил, не касаясь её. Свободной рукой он то и дело аккуратно раздвигал низко повисшие лапы деревьев. Листья, когда касались Анны невзначай, взрезали её кожу, и они путались в волосах у неё, и непонятная золотисто-серая пыль повисала у неё перед глазами и забивалась в нос, неприятно щекотала его до слёз перед глазами – но Анна не могла чихнуть, только беззвучно плакала и крепче держалась за руку Землероя. Тонкий и тяжёлый плащ загадочной темноты безудержно наваливался на них и всё норовил застегнуть у самого горла тугую застёжку, совсем перебить дыхание. Анна вывалила язык – сдалась, и тут же в язык её вонзилось с писком тонкое длинное жало комара.
Анна споткнулась – и Землерой опять подхватил её. Они спускались с самого высокого пригорка, где ещё слабо дотлевали остатки солнечного света, как угольки от брошенного людьми костра, в пологую широкую долину. Над землёй долины клубился черновато-коричневый густой туман; ноги в нём тонули, не было видно, что же таится на расстоянии вытянутой руки, засев в глубине загадочной чащи. Всё снова смолкло, и сердце Анны тяжело забилось в груди, переполненное страхом и кипучей кровью.
– Не бойся, – тихо сказал Землерой. – Мы пришли.
Его рука и особенно – его белые, неестественно светлые волосы казались ей неправильно яркими, как путеводная звезда, маячок, странный проблеск. Землерой шагнул в самый центр клубящегося мрака, и Анна ахнула и отчаянно прильнула к нему. Пусть и чувствовала она твёрдость руки Землероя, грубость короткого рукава его простой рубашки, не могла она ощутить биения его сердца и его дыхания, как ни жалась бы она к нему.
Землерой вытянул руку и провёл указательным пальцем по глубокой, неровной борозде. Это морщина была, прорезавшая грубую и жёсткую древнюю кору дряхлого дерева. Дерево возвышалось в самом центре долины, как царь возвышается на своём троне, и оно было совсем не таким, как дерево Землероя и его семьи.
В высоту это дерево было меньше, хоть и превосходило все, какие Анна видала прежде. Его ствол поднимался к небу, закручиваясь, точно штопор, постепенно утончался, и корявые сучья, как чьи-то покореженные руки, вздымались
