есть марсианском), притопывая в такт своей ножкой в маленьком ботиночке:
Синне таас маткалла оли Иивана,
Этта катсос торппас ниин!..
Это всё, что я сумел запомнить на слух, а реально куплетов там было очень-очень много. И все они бодро и весло шли, цепляясь друг за другом, словно патроны в пулемётной ленте… А Петька старался так, что даже ложечки в стаканах дребезжали и подпрыгивали.
И тут я понял! Я вдруг осознал, какая тревожная мысль билась у меня в мозгу! Ведь Петька сказал, что песенке этой его дед выучил. Мы все привычно пропустили эту информацию мимо ушей, а вот надо было бы задуматься.
Дело в том, что Петькиного деда я видел всего пару раз в жизни, и больше не хотелось бы. Это крепкий, словно старинный дуб, косматый старик с растрёпанной серой бородой и мега-сквернейшим характером. В его присутствия засыхали цветы, а от его крепких словечек мухи дохли на лету. Например, в ответ на приветствие он вполне мог выдать фразочку типа: «Чтоб тебе кровавым поносом ноги поотрывало по самый локоть!».
Так что я резонно задумался – а про что, собственно говоря, эта чудесная песенка?
И вот, выдав последние слова типа «и-и-и хэй, и-и-и хэй», Петька хлопнул в ладоши и развёл руки в стороны, артистично поклонившись публике.
Наступила гробовая тишина. Спустя несколько секунд её нарушил первый звук: это из разинутого рта какой-то финской тётки со стуком выпала сушка. У Чёрной Бомбы начала ритмично дёргаться левая щека (полкило чистого веса, между прочим).
Из наших учителей Хоттабыч первым догадался, что самодеятельность пошла не по плану. Со скрипом отодвинув стул, он встал и объявил, что выступления, подготовленные нашими талантливыми школьниками, на сегодня завершены, всем спасибо за внимание. Губы директрисы Изольды сомкнулись в такую тонюсенькую ниточку, что, кажется, могли вот-вот вообще исчезнуть, растворившись друг в друге на молекулярном уровне.
Петька же, крайне довольный собой, невозмутимо сел на скамейку рядом со мной, утирая капли пота, выступившие на лбу от усердного пения.
Я уже понял, что песенка, похоже, была не совсем приличная. Вернее, вовсе даже абсолютно категорически МЕГА-НЕПРИЛИЧНАЯ. Похоже, что нас опять будут ругать (хотя я-то тут при чём?).
И тут захохотала Чёрная Бомба, а вслед за ней и все финны. Оказалось, некоторые успели включить свои телефоны и заснять Петькино выступление. Смущённо покряхтывая, наши учителя тоже стали улыбаться. А Хоттабыч махнул рукой, чтобы мы скрылись с глаз долой, что мы быстренько и сделали. К великому облегчению, мне мой стих читать не пришлось, а то кто знает, что за распечатку библиотекарша мне дала – вдруг там тоже какие-нибудь частушки пьяных матросов или хулиганские стихи финского Маяковского?
Сметанкина была недовольна – её планы на фотосессию с модными заграничными парнями были нагло перечёркнуты. Она начала ругаться на Петьку, попыталась дать ему подзатыльник, но тот привычно увернулся.
