десятков, раны абсолютно разной сложности, начиная от пуль в мышечных тканях, заканчивая гниющими рваными дырами в теле, что вот-вот и перерастут в гангрену. Примуса среди них нет. Интересно, где он? Дал ли он уже свой отрицательный ответ майору?
Военный устав у Прим в крови, он никогда не согласиться на подобную сделку с совестью и никогда не предаст свои идеалы ради парочки дополнительных дней жизни. Надо быть совсем глупцом, чтобы не понимать: предателями Патриума закрывают самые горячие дыры на передовой, сохраняя так жизни своим, в то время как солдаты Ореона держат оборону на второй линии и дальше.
Одному за другим я обрабатываю раны. «Какие мерзкие двойные стандарты» – сказал бы глядя на это Прим. Ещё вчера я готова была стрелять в любого из них, одного даже убила, а сегодня спасаю жизни и облегчаю им боль. Приспосабливаться к ситуации – мой единственный талант если разобраться, но иногда, этот талант мне видится не большим, чем побочным эффектом психической хвори: больное сознание украшает любые события и помогает приспособиться к новым жизненным обстоятельствам. Вот только это действие временно… Наступает момент взрыва и всё – реальности больше нет, есть только лавандовая бездна, убивающие мозг фантазии и временные дыры в памяти, словно психоз сам определяет, что оставить мне, а что украсть, будто и не было вовсе.
В одном из отсеков полевого госпиталя слышатся смех и веселая болтовня, сразу видно, соседи по больничным койкам имеют преимущественно легкие ранения, вот и сохранили хорошее настроение и силы для разговоров. Почему-то голос одного из парней кажется очень знакомым.
– О! Новую медсестричку прислали, ― кивает в мою сторону один из друзей.
– И уж куда симпатичней нашего старого Бора, ― поддерживает его сосед.
– Покажи руку, ― говорю я самому шумному бойцу.
Парень поднимает на меня глаза и невозмутимо улыбается. Первое, что бросается в глаза – уродливый шрам вокруг глаза и на лбу. Я знаю его! Мы пристально смотрим друг на друга, и я узнаю в нём пьяного пограничника, что получил битой бутылкой в глаз. На мгновение перед глазами промелькнул день нашей первой встречи, я буквально снова вижу, как достаю осколки из окровавленной плоти, обрабатываю рану единственным доступным в кабаке антисептиком – водкой. Интересно, а что он видит сейчас? Возможно ли вообще в таком состоянии алкогольного опьянения запомнить проходящую мимо официантку? Надеюсь, что нет.
– Старая рана, но никак не заживет, ― говорит он, морщит от боли нос и снимает повязку с плеча.
Рана уже взялась гнилой коркой из-за неправильного ухода. На соседних двух койках солдаты с повязками в том же месте.
– Ничего, мы всё поправим сейчас, через несколько дней боль уйдет, ― успокаиваю своего старого знакомого. ― Хм… Какое точное попадание, ― разглядывая рану бормочу себе под нос, ― не задеты ни связки, ни кость, такое редко увидишь. Рана заживет, будешь как новенький.
Открываю
