не вчера родился, – Клим сморщился, будто собираясь плюнуть, но вместо этого лишь повторил, – Не радуйся раньше времени.
Натка решила не развивать эту тему во избежание новой ссоры, вместо этого водрузила чайник на печь и радостно сообщила нежданному гостю, что сейчас они, раз уж пошла такая пьянка, будут объедаться халявной вкуснятиной. От халявной вкуснятины тот не отказался, но его лицо оставалось тревожным и сосредоточенным, даже когда челюсти хищно перемалывали шоколад. А Натка не замечала этого – её душа пела. Слава всё помнит! Да, он ни разу не навестил её в лабе, но разве это было бы правильно? Что бы подумали о нём подчинённые? Как бы он объяснил персоналу свой особый интерес с одной из подопытных? Наверняка куда разумнее скрывать их отношения, да и в любом случае ему сверху виднее.
– Как поживают твои подруги? – Клим решил первым нарушить чинную тишину чаепития, – Маринке-то поди скоро уж рожать?
– Не очень скоро ещё. В апреле ждут.
– Видел тут её недавно – живот аж на нос лезет, думал, что вот-вот уже.
– Наверно ребёнок крупный. Да и сама она худенькая, вот и заметно так сильно живот.
Клим снова о чём-то задумался, даже жевать перестал.
– А она уже знает кто будет? Пацан, девка?
– Не, не знает. В лабе УЗИ беременным почему-то не делают.
– Странно это. Мало ли там плод как-то неправильно развивается?
– Здесь многое странно, – ответила Натка, и это вернуло её с небес на землю. От мыслей о Славе, который вновь замаячил на горизонте ослепительным божеством – к делам более насущным и куда менее приятным. Лаба. Тесты. Зловещая капсула сенсорной депривации, способная превратить абстяжный кошмар в реальность.
– Э… Клим? Ты когда последний раз в лабе был?
Тот взялся за подбородок.
– Так это… дай бог памяти… недели за две до твоего появления здесь. Как раз времени оклематься хватило. А чего?
– Что с тобой там делали?
Клим уставился на Натку, как баран на новые ворота, и она поняла, что её догадки были верны – в деревне не принято о таком спрашивать. Запретная тема. Табу.
И, боясь, что её прервут, торопливо заговорила:
– Мне нужно понять! Там со мной случилась очень странная вещь… и страшная. Мне было бы легче, если бы я знала, что не только со мной! Ты можешь не рассказывать, что именно видел, если это личное, просто скажи, становилось ли это… оно… настоящим?
Клим долго молчал. Его лицо закаменело, глаза уставились в пустоту, и в них, в этих широко открытых глазах, плескался откровенный страх. За окном, где уже сгущались ранние северные сумерки снова начала насвистывать позёмка.
– Не стоит наверно, говорить об этом на ночь, – наконец, медленно ответил он, отставляя в сторону недопитую чашку чая.
– Так сейчас
