сравнивать?..
– Очень просто. Ты тоже персонаж. Твоя жизнь – всего лишь сюжет, который по ходу написания редактируется и корректируется.
Выдав эту информацию, от которой Иван едва не потерял дар речи, ангел вновь принялся за еду.
– Значит, вся моя нескладная жизнь – плод твоих творческих стараний? – спросил Кипреев.
– Нет. Бери выше. Там главные сочинители. Я лишь поправки вношу.
– А мой разрыв с Леной – чьих рук дело?
– Моих.
– Зачем?!
– Ты с ней обрёл душевное равновесие и, как следствие, стал хуже писать. А это никуда не годится. Литература – твоё предназначение свыше.
– А с Натальей, бывшей женой, тоже ты меня разлучил?
– Ну да. Она тебя тянула в болото повседневности и мещанства.
– И с Катюхой Семёновой? – продолжал перечислять Иван.
Ангел едва не поперхнулся.
– Ну, ты даёшь! Ещё бы Люську Ковальчук вспомнил! Ты мне за них «спасибо» должен сказать. Комментарии излишни.
– Ладно, не будем о женщинах, – сказал Иван. – Но ведь у меня и с деньгами всё время нелады. Едва только где-то появится возможность заработать, как тут же какая-нибудь гадость всё портит. Тоже твоя работа?
Ангел молча ткнул себя пальцем в грудь. Он не мог вдаваться в объяснения, поскольку рот был занят жареной картошкой. Впрочем, объяснения и не требовались. И так было понятно, что он мог и хотел сказать. Например: что для высоко духовного и плодотворного творчества художник должен быть голодным. Ну и, наверное, несчастным тоже. А сам сидит, сволочь, и жрёт без остановки за счёт своей жертвы.
Проглотив последнюю порцию, Ангел удовлетворённо икнул и вновь превратился в сытое румяное облако. Иван с ненавистью смотрел на него. Видимо, от сытости ангел потерял способность читать мысли подопечного, поэтому, встретив его взгляд, удивлённо спросил:
– Ты чего?
– Материализуйся ещё раз! – потребовал Иван.
– Зачем?
– Я тебе морду набью.
Повисла пауза.
– Вот ты, значит, как. Я тебе, как интеллигентному человеку, всё честно и без утайки рассказал. Даже то, что не имел права рассказывать. Надеялся, что ты поймёшь, оценишь и выразишь благодарность. Увы, ошибся. За мою искренность ты платишь мне чёрной неблагодарностью, – укоризненно сказал ангел. А чёрт добавил: – Будешь хамить, сам по морде схлопочешь.
И тут Ивана прорвало. Слёзы ручьями потекли по его щекам. Он рыдал, проклиная свою неустроенную жизнь, бесконечное невезение и «долбаного благодетеля». Ангелу стало жаль его, и он принялся за утешения. Он говорил, что всем людям на свете нелегко живётся; что испытания посылаются небом для укрепления духа; что Бог терпел и нам велел; что неприятности будут не всегда, а только при жизни. Ничего не помогало. Исчерпав все аргументы, ангел с досадой изрёк:
– Ну, что мне с тобой
