Домовой в бессильной ярости грозил единственным кулаком туче, в которой скрылся толстобрюхий ночной тать, топал ногами и орал:
– А ну, вертайся, пакостник! Али боишься? Сидишь там в безопасности и пакостничаешь! А ну спускайся вниз, поговорим, как мужики! Лицом к лицу слабо тебе, да, курва американская? Укрылся за тучами! Али детишек с мамками испугался? Гад-деныш! Мы еще с тобой встретимся, ты Шишка не знаешь, я твой самолет на всю жизнь запомнил, так и знай, паскуда!
Тут взгляд его упал на Росицу Брегович, заладившую, как испорченная пластинка, одно и то же:
– Это ошибка, это страшная ошибка, этого не может быть! Ошибка, ошибка…
Домовик хлестнул девчонку по щеке, после чего пластинка враз выключилась. И постень, тыча пальцем в небо, зашипел, как змея:
– Западные ценности, да? Вон западные ценности на башку тебе валятся! Ошибка! Не ошибка это, а точное попадание – это Шишок тебе говорит!
Златыгорку решено было послать за помощью в ближайший населенный пункт – городок Лесковац. Тут уж было не до маскировки – надо было поспешать. И самовила, узнав направление, сильно взмахивая крыльями, поднялась в воздух и стремительно полетела над зубчатыми верхушками темных деревьев. Росица с полуоткрытым ртом следила за полетом девушки, торопливо протерла очки, надела снова…
– Это ангел?! – воскликнула пораженная девочка.
– Ангел, ангел, – пробурчал Шишок. – Ангелица! Чем бесполезные вопросы задавать, лучше б делом занялась!
И домовик показал пример: полез в накренившийся вагон и принялся вытаскивать тех, кто уже не мог выйти оттуда своими ногами. Но вот вагон закачался и с грохотом рухнул, кажется, кого-то придавив. Ваня, рывшийся в вещмешке в поисках аптечки, замер. Но домовик показался сверху, из выбитого окошка, – бок вагона стал теперь крышей, – за собой он тащил кого-то, может быть, еще дышавшего…
Ваня Житный делал перевязку раненой женщине. Росица подбежала к нему и принялась помогать: дескать, у нее тетушка Ефросима в больнице работает, так что она немножко умеет. Тогда мальчик отправил ее к другим: тут ведь не одна раненая…
В чудовищном свете полыхавших вагонов и моста через реку все было ясно видно – как на воинственной планете Марс красным днем. Пассажиры клубились вокруг состава, не зная, что предпринять, кто-то утягивался в стороны, кто-то пытался помогать. И раненых было много, слишком много, только успевай поворачиваться. У обочины, прикрыв лицо ладонями, лежал мужчина, Ваня с трудом отнял его руки – и не мог не охнуть: все лицо было залито кровью, осколки стекла впились в плоть, как злые слепни. Нужен был пинцет! Ваня позвал Росицу – у нее, конечно, был, – и велел вытаскивать стеклянных слепней. А сам побежал дальше.
У многих были оторваны руки-ноги, так что Шишок больше не выделялся отсутствующей шуицей. Нужно было остановить кровь, бьющую фонтаном из тел, лишенных конечностей, из перебитых артерий… Но, спасая одного, он неминуемо не поспевал к другому. Тогда Ваня влез на ступеньки
