располагалась ухоженная хижина. В хижине горели фонарики, свет которых проникал сквозь полупрозрачные седзи, отчего домик казался почти хрустальным.
Для освещения в то время употребляли масляные светильники и восковые свечи, но господин Токугава не любил, и это знали все в замке, открытого огня, предпочитая, чтобы его неровный свет приглушался стенками фонаря, которые можно было сделать матовыми или цветными.
Ал разглядел в глубине домика силуэт высокого, чинно сидящего мужчины и узнал в нем даймё. Рядом с ним хлопотали две женщины. Одна грузная и маленькая, а другая тоненькая и с высокой, по последней моде, прической, из которой торчали шпильки.
Ал замедлил шаг, любуясь театром теней.
Садик явно просматривался со всех сторон охраной так, что на расстоянии, достаточном для метательного ножа, мышь не сумела бы протиснуться в эти райские кущи. Но вот для лука, мушкета или кремневого ружья тень даймё на седзи рисовой бумаги была мишенью – лучше не придумаешь. Хотя откуда во дворце такое оружие? Всех проверяют, шмонают, только что в задницу не заглядывают.
Около мостика, ведущего к хижине, сидели на пятках два самурая. Застывшие, с обнаженными мечами на коленях и фанатичными взглядами, они ни в какое сравнение не шли с нашими солдатушками. Те непременно трепались бы, без умолку травя байки и смоля папироски.
Ал и Уильям Адамс прошли по мосту, где Ал сразу же опустился на колени перед Токугава, а Адамс сел в позе лотоса, с устремленным черт знает на что взглядом и улыбкой идиота.
Услышав голос Токугава-но Иэясу, Ал несмело поднял голову и сразу же столкнулся с устремленными на него глазами сидящей рядом с даймё красавицей. Голубое кимоно с серебряными лотосами и журавлями необыкновенно шло прекрасной переводчице, чья хрупкая красота благодаря небесно-голубому свету казалась еще прозрачнее и тоньше. Неземная, волшебная, удивительная – Ал не мог подобрать эпитетов, при помощи которых можно было передать красоту Марико-сан.
Его Марико, той самой, к которой он шел долгие годы или века. Тода Марико – женщина-звезда, женщина, предназначенная для него точно так же, как он для нее.
Ал потупился, опасаясь выдать себя слишком откровенным взглядом и пряча свое вдруг расцветшее чувство дальше и глубже в сердце. Игра, затеянная им с Токугава-но Иэясу, еще не была выиграна. Даймё то шел навстречу, то отгораживался непрошибаемой стеной недоверия.
Да, после первой аудиенции в замке Ал чуть не умер, осознав, что перед ним не привычный по книге Таранага из рода Миновару, а настоящий, подлинный Токугава Иэясу, о котором он совершенно ничего не знал.
Выйдя от Токугава-сан, Ал шел за провожающими его самураями, еле переставляя ноги. В голове вращались шарниры, дыхание перехватывало.
«Я – не в книге! Не в романе! Я – в настоящей Японии, еще хуже – в Японии семнадцатого века!» – Он отер рукавом выступившую на лбу испарину. Ситуация была невозможной и одновременно она была реальной.
