да и только. Плывет она в черном-пречерном море в окружении прекраснейших в мире звезд. А звезды все как на подбор огромные, окруженные какими-то чудными ореолами, точно лики ангелов небесных нимбами.
В такие ночи ясно понимаешь, что Бог действительно есть. Неважно – японский это бог или какой еще. Кто-то ведь должен был создать всю эту красоту.
Капельки росы на кустах светятся в лунном или звездном свете. В каждой свой оттенок, своя история, своя тайна. Внизу поблескивает вода. Змеится черно-серебряная шкура величественной змеи-реки, выгибается, вьется, унося в неведомые дали наши сны и мечты, все, о чем думают люди, смотрясь в ночные реки.
Царица-ночь закрывает бархатной накидкой Хоро {3} мир, чтобы влюбленные могли наконец остаться в одиночестве.
В богатых домах еще горит свет, отчего сами дома кажутся прозрачными, за их стенами – театр теней. Разыгрываются величественные драмы этого времени.
В прошлый раз, в прошлой далекой жизни, в недосягаемом сейчас прошлом, или будущем, если смотреть отсюда, из семнадцатого века, Ал бывал в Иокогаме в составе русской делегации. Тогда река была украшена синими огнями, расположенными в ночи во всю длину набережной, подобно удивительным бусам. А вот там по правому берегу тянулась аккуратненькая аллейка с деревьями, ветви и стволы которых были перевиты гирляндами с белыми лампочками. Под деревьями в гранитной набережной были сооружены крошечные квадратные прудики с красными карпами. Прудики соединялись канальчиками, что давало возможность огромным рыбам переплывать из одного насиженного местечка в другое.
Ночь, а деревья не спят над рекой.
Их одели в костюмы из горящих лампочек.
Красиво.
Молодежь тусуется,
поет под гитару, пробует брейк.
Но только не спится старым,
видавшим виды деревьям
над рекой.
Сейчас весь правый берег покрывал густой лес, а не те хиленькие деревца…
Ал снял с головы кожаную тесемку, позволяющую держать волосы в подобии самурайского пучка, помотал головой с длинными светлыми волосами.
Когда-то давно, шестнадцать лет назад, он, двадцатидевятилетний питерец, жил себе, не зная забот. Играл в компьютерные игры, тусовался с игровиками и инсталляторами, занимался конным спортом, дзюдо, учился владеть холодным оружием. И мечтал, страстно мечтал оказаться однажды в Японии начала семнадцатого века, в период становления третьего сегуната Эдо бакуфу – сегуната великого Токугава, о котором писал в свое время Джеймс Клавелл.
Говорят же – бойтесь желаний своих, ибо они исполняются. Впрочем, Ал не боялся. Не боялся брать у мужа сестры сомнительный эликсир, якобы способный перенести его в эпоху своего кумира, не боялся затем делать первые шаги в этом мире. На шее его висел амулет с обратным билетом, поэтому он не боялся почти ничего.
То есть, наоборот, теперь, когда Ал обжился и привык в Японии, он боялся как раз возвращаться. Он любил и был привязан к своей растолстевшей
