я не помню…
– И я тоже! Потрясающе! – опять расхохоталась Стася, но следом вдруг сморщилась, прислушавшись к чему-то в самой себе.
Алька, которая все замечала, сразу встревожилась:
– Ты что?
Она отмахнулась:
– Да ерунда! Желудок, что ли… Верите, я до сих пор не знаю, где у нас что находится!
– Аппендикс справа, – заявил Митя тоном старого патологоанатома. – Такой, знаете ли, мерзкий отросточек…
– Только его мне сейчас не хватало, – Стася опять на секунду затихла. – Вроде, отпустило. Господи, времени-то сколько! Через шесть часов у меня эфир, поеду-ка я домой.
Алька сделала умоляющие глаза:
– А может, останешься? Позвони своим. От нас тебе ближе добираться.
Стася обвела взглядом голые стены мастерской, которая второй год служила домом брату с сестрой. В той единственной комнате в другом районе, где жила их мать с дедом, работать Альке было негде. Потом как-то само собой вышло, что Митя тоже перебрался сюда, и остался, хотя дед уже умер. Алька соседству брата, казалось, только обрадовалась, и Стася не стала возражать, хоть иногда Митя и доводил ее до исступления. Но она знала его слишком давно и отчетливо различала на дне его круглых глаз причину тоски, которой они были полны.
– Может, и останусь, – произнесла она с раздумьем, будто это Бог весть какой сложности был вопрос и решать его на ходу было преступно.
Знакомо усмехаясь, отчего его прямой рот лишь чуть-чуть растягивался, Митя спросил:
– А ты знаешь, что мы просыпаемся под звуки твоего голоса? Алька включает радио прежде, чем добежать до горшка.
– Знаю, – Стася улыбнулась и подмигнула подруге. – Но у меня не каждый день утренний эфир.
– Вот-вот! Скажи это своему начальству. Других она и слушать не хочет.
– У них языки деревянные, – пробормотала Аля, хотя, вроде бы, и не было нужды оправдываться.
Засмеявшись, Стася незаметно прижала руку к животу, но отозвалась также весело:
– А у меня – без костей. Это точно. Но только когда включается микрофон. Это так странно… Знаете, во мне самой будто что-то переключается и – понесло!
– Это приятно? – с любопытством спросила Аля.
– Так же, как тебе рисовать, – ничуть не сомневаясь в уместности такого сравнения, ответила Стася.
У Мити снова смешливо задергался рот:
– Особенно приятно, что тебя слушает целый город!
– Нет, – отозвалась она не сердито, но сухо. – Не это самое приятное. Я себя открываю, вот что! Без микрофона я – как все. А стоит мне выйти в эфир, как у меня сразу и мысли откуда-то появляются, каких и не было сроду. И речь сразу такой гладкой становится.
– "… точно реченька журчит", – вставил Митя.
Стася улыбнулась ему с сожалением:
– Тебе не верится?
– Верится.
