и Рауль сидят вместе и пьют более крепкий напиток из подогретого сладкого вина. Они предлагают его и мне, но я отказываюсь. Положив голову на руки, словно вареное яйцо на подставку, я думаю.
В конце концов, я бы должен радоваться, что мой народ пережил столько опасностей и сбросил иго людей-скарабеев. Но нет, мне кажется, что все мои усилия напрасны. Я влюбляюсь в Афродиту, и она меня предает. Я привязываюсь к своему учителю Эдмонду Уэллсу, и Атлант уничтожает его. Даже Мэрилин, самая красивая и нежная из нас, гибнет от руки убийцы, и вот я остался один и чувствую себя потерянным в этом раю.
Даже богоубийца не слишком меня пугает. Пусть он убьет меня, и со всем этим будет покончено. Не такой уж я хороший бог-ученик. Изо всех сил стараюсь вести мой народ правильным путем, а для чего, зачем?
Я снова смотрю на гору. Кто там, на вершине?
ЕГО ли глаз мы видели над равниной?
Почему мы вызываем ЕГО интерес?
Предположения возникают одно за другим. Может быть, он восхищается нами? А может быть, там, наверху, усталый циничный бог развлекается, глядя, как выбиваются из сил и гибнут те, кто пытается подражать ему или догнать его? Тогда его глаз похож на глаз человека, наклонившегося над клеткой с хомяками. Им он тоже должен казаться огромным.
Мне приходит в голову еще одна мысль.
А если мы в аду? Если цель игры – поджаривать нас на медленном огне, заставив поверить, что мы можем влиять на ход событий, в то время как на самом деле мы совершенно бессильны? Вдруг быть богом – это наказание для самоуверенных душ?
В таком случае если пребывание здесь считать наказанием, то меньше страдает тот, кто раньше других выбыл из игры. Бегемоты во время засухи прячутся в лужах грязи. Воды становится все меньше, и среди животных вспыхивают жестокие драки. В конце концов остается один победитель. Он медленно умирает под лучами палящего солнца, окруженный трупами поверженных противников.
«Вероятно, мы находимся внутри романа», – думал Эдмонд Уэллс.
«Мы в реалити-шоу», – предполагал Рауль.
«Мы на бойне, – говорил Люсьен Дюпре. – И вы становитесь сообщниками убийц развитых цивилизаций».
Дюпре. Первый, кто добровольно покинул игру. Он с отвращением отказался играть, как только услышал правила. А что, если он был прав?
Мне бы хотелось быть таким же добродушным, как мой друг Фредди Мейер, который, даже потеряв возлюбленную, держится очень достойно. «Грех не взрастить радость в своей душе», – утверждает старый раввин.
Зима разносит еду. Кабачки в виноградных листьях, лапша, рисовые колобки, начиненные овощами и маленькими кусочками мяса. Нам снова подают блюда, которые придумали наши смертные, участвующие в игре. Оформлению блюд также уделено внимание – на наших тарелках украшения, вырезанные из моркови, леса из салатных листьев.
Они продумали все. Даже за едой мы остаемся в игре. Со времени первых трапез, когда мы ели только сырые яйца, меню существенно расширилось, и нам это нравится.
Ора приносит новые амфоры с вином. Я отпиваю большой глоток красной густой
