на лестнице и близ дверей казачий сброд. Он уже собрался было открыть рот для приветствия, но, завидев меня, так и остался стоять безмолвно.
– Отчего слово не речешь? – наконец оторвавшись от витиеватых строк, проговорил Вишневецкий, едва удостаивая взглядом опричника. – Или не для того тебя сюда послали?
– Светлому князю и владетелю Дмитрию Ивановичу Вишневецкому от царя и великого князя всея Руси Иоанна братский привет и о здравии его попечение, – единым духом выдал сотник, не переставая искоса глядеть на меня.
– И ему от меня поклон земной и верности изъявление, – не отрываясь от текста, кивнул светлый князь-владетель.
– Я прибыл сюда по государеву делу, – с напором проговорил Штаден. – Оное же, как всем ведомо, без особого на то царского соизволения огласке предано быть не может.
– Человек сей при мне состоит, – не задумываясь, возразил Дмитрий Иванович, – а стало быть, доверием облечен. Но ты, коли желаешь тайности речей своих, молви по-русски. Языка сего этот бравый воин не разумеет.
Подобное утверждение было прямым вызовом системе «Мастерлинг», но разуверять говорившего мне казалось излишним. Вместо этого я уставился на высокое кресло, служившее Вишневецкому своеобразным троном. Насколько я мог судить, некогда оно украшало один из византийских дворцов, может, даже императорский. Тонкая резьба, подлокотники, увенчанные весьма натурально сделанными орлиными головами, – все это напоминало о державе, почившей уж более ста лет назад. После захвата Константинополя множество таких вещей разошлось по всему Причерноморью, а то и далее, обретя себе новых хозяев. Бирюзовые вставки, добавленные, видимо, позже, свидетельствовали о том, что кресло побывало у крымских ханов, более ценивших яркость и пышность, чем утонченное мастерство византийцев. Стало ли оно подарком могущественному вельможе, или же было захвачено в лихом казачьем набеге, но здесь, среди беленых стен и грубо сколоченных лавок, оно казалось мне воплощением судьбы его нынешнего владельца.
– Как государь – солнце для своих подданных, так послы его – светлые лучи, пред коими…
– Ну так ведь то послы, – перебил его Вишневецкий. – А ты – вестовщик. Я ж, поди, не чужой земли государь. Говори, с чем пришел, не томи душу.
– Царь Иоанн наслышан о ваших победах над степняками и выражает свое благоволение, – с неохотой выдавил посланец. – И в награду за то шлет: казны серебряной пять сотен рублев, да огненного зелья[10] сорок пудов, да зелена вина пять бочек. Вам же, светлый князь, со своего плеча шубу соболью да булаву в яхонтах и смарагдах жалует.
– То и вся тайна? – Вишневецкий отложил прочитанный текст и хлопнул в ладоши. Верный тиун князя возник в дверях точно по волшебству. – Огненное зелье вели в Зеленскую башню грузить, а вина царева бочки во двор выкати, да ковшики к ним приставь, дабы люд христианский потешиться мог.
– То не все, – исподлобья глядя на присутствующих, вновь заговорил Штаден.
– Иди, – кивнул тиуну князь, демонстративно
Огненное зелье – порох (
