он и, постучав по краю деревянной кровати, стал шарить рукой по полу в поисках сигарет и спичек.
– Ну и осел же ты! – воскликнула она. – Хоть бы подумал, что я дожидаюсь, не сплю, и каждый раз, как услышу шум на улице, мне кажется, что это несут тебя, мертвого. – Она вздохнула и добавила: – И все из-за каких-то трех бильярдных шаров.
– В ящике стола было только двадцать пять сентаво.
– Тогда не надо было брать ничего.
– Очень уж трудно было туда влезть. – Не мог же я уйти с пустыми руками.
– Ну, взял бы что-нибудь другое.
– Другого ничего не было.
– Нигде не встретишь столько разных вещей, как в бильярдной.
– Это только кажется, – сказал Дамасо. – А когда войдешь и оглядишься хорошенько, то увидишь, что нет ничего дельного.
Ана молчала. Дамасо представил, как она с открытыми глазами ищет во мраке памяти какой-нибудь ценный предмет из бильярдной.
– Может, и так, – кивнула она.
Дамасо опять закурил. Хмель проходил, и постепенно возвращалось ощущение веса, объема своего тела и способность им управлять.
– Там внутри был кот, – добавил он. – Большущий белый кот.
Ана перевернулась на другой бок, прижалась раздувшимся животом к животу мужа и просунула ногу между его колен. От нее пахло луком.
– Очень страшно было?
– Кому, мне?
– А кому же? Говорят, мужчинам тоже бывает страшно.
Он почувствовал, что она улыбается, и тоже улыбнулся.
– Не без того, – произнес Дамасо. – Чуть штаны не намочил.
Он позволил поцеловать себя, но на поцелуй не ответил. Потом, с полным сознанием опасности, которой подвергся, но без тени раскаяния, словно делясь впечатлениями о путешествии, все ей подробно рассказал.
Она долго молчала.
– Глупость ты сделал.
– Самое главное – начать, – сказал Дамасо. – И вообще для первого раза не так уж плохо.
Было за полдень, и солнце палило неимоверно. Когда Дамасо проснулся, Ана была уже на ногах. Он сунул голову в фонтан и держал ее в воде до тех пор, пока не проснулся окончательно. Они занимали одну из многих одинаковых комнат в целой галерее с общим патио, рассеченным на части проволокой для сушки белья. Около входа в их комнату, отгороженные от патио листами жести, стояли печка для стряпни и нагревания утюгов и стол для еды и глажения. Увидев мужа, Ана убрала со столика выглаженное белье и, чтобы сварить кофе, сняла с печки утюги. Она была крупнее Дамасо, совсем светлокожая и двигалась мягко и точно, как двигаются люди, не испытывающие страха перед жизнью.
Сквозь туман головной боли Дамасо вдруг почувствовал, что жена взглядом пытается ему что-то сказать, и обратил наконец внимание на голоса в патио.
– Все утро только об этом и говорят, – прошептала Ана, подавая ему кофе. – Мужчины уже пошли туда.
Оглядевшись, Дамасо убедился, что и вправду мужчины и дети куда-то исчезли. Прихлебывая
