сильная?
– Пара таблеток тайленола с ней справятся. По крайней мере до полуночи.
– Возможно, перемена климата, – предположила Илзе. – И дневной сон.
Я не сомневался, что в какой-то мере на боль повлияло и первое, и второе, но не думал, что они сыграли главную роль. Может, от этого попахивало безумием, но у меня сложилось ощущение, что решающее слово сказало рисование. Если на то пошло, я это знал.
Мы поговорили еще какое-то время, и я почувствовал, как озабоченность уходит из голоса Илзе. Заместила ее печаль. Скорее всего она поняла, что это на самом деле произошло, и ее мать и отец не собираются проснуться однажды утром и зажить, как прежде. Но она пообещала позвонить Пэм и отправить электронное письмо Мелинде, дать им знать, что я все еще на земле живых.
– У тебя есть электронная почта, папа?
– Да, но сегодня ты будешь моей электронной почтой, солнышко.
Она засмеялась, всхлипнула, засмеялась вновь. Я хотел спросить, не плачет ли она, но передумал. Решил, что лучше не спрашивать.
– Илзе? Пожалуй, я тебя отпущу, милая. Хочу принять душ и на том закончить день.
– Хорошо, но… – Пауза. Потом ее прорвало: – Меня корежит при мысли о том, что ты во Флориде один! Вдруг ты упадешь в душе! Неправильно это!
– Солнышко, все у меня хорошо. Честное слово. Этот парень… его зовут… – «Ураганы, – подумал я. – Метеоканал». – Его зовут Джим Кантори. – В ряд я попал правильный, но с местом ошибся. – Я хотел сказать, Джек.
– Ты знаешь, это не одно и то же. Хочешь, чтобы я приехала?
– Нет, ты же не хочешь, чтобы твоя мать сняла с нас обоих скальпы. Оставайся там, где сейчас и находишься, и занимайся своими делами, дорогая. Буду держать тебя в курсе.
– Ладно. Но береги себя. Никаких глупостей.
– Никаких глупостей. Вас понял, Хьюстон.
– Что?
– Не важно.
– Я все-таки хочу услышать, как ты мне это пообещаешь.
На ужасный и удивительно странный миг я увидел Илзе одиннадцатилетней – Илзе в форме герлскаутов, – и она смотрела на меня полными ужаса глазами Моники Голдстайн. И прежде чем я успел сдержать слова, услышал, как говорю:
– Обещаю. Клянусь. Именем матери.
Илзе рассмеялась.
– Никогда такого не слышала.
– Ты еще много чего обо мне не знаешь. Я полон тайн и загадок.
– Раз ты так говоришь… – Опять пауза. А потом: – Я тебя люблю.
– Я тоже.
Я осторожно положил трубку на рычаг и долго смотрел на нее.
vii
Вместо того чтобы принять душ, я вышел на берег. Быстро обнаружил, что на песке проку от костыля нет, скорее, он превращался в помеху, но от угла дома до воды меня отделяли каких-то два десятка шагов. Я не спешил, так что без проблем преодолел это расстояние. Прибоя практически не было,
