деле от злости все передо мной стало красным. «Винус» карандашей такого оттенка не изготавливала, зато на полочке мольберта лежал новенький, остро заточенный черный карандаш. Я взял его и написал свою фамилию рядом с одной из розовых ног девочки. Чуть дальше с десяток теннисных мячей неправильного зеленого цвета плыли по волне. Я не знал, что означают эти грубо нарисованные мячи, но они мне не нравились. Мне не хотелось подписывать рисунок, но потом уже не оставалось ничего другого, как добавить сбоку печатными буквами «Конец игры». И тут я вспомнил слова, которым Пэм научила девочек, когда они были еще маленькими, и которые полагалось говорить по завершении какого-нибудь неприятного дела.
Сделали – и забыли.
xvi
Илзе провела у меня еще два дня, и они прошли на отлично. К тому времени, когда мы с Джеком повезли ее в аэропорт, солнце чуть прихватило ей лицо и руки, и загар прекрасно сочетался с исходящим от нее сиянием юности, здоровья, благополучия.
Джек нашел Илзе тубус для перевозки новой картины.
– Папуля, обещай, что будешь заботиться о себе и сразу позвонишь, если я тебе понадоблюсь.
– Будет исполнено. – Я улыбнулся.
– И обещай, что найдешь человека, который сможет оценить твои картины. Человека, который в этом разбирается.
– Ну…
Дочь наклонила голову, нахмурилась. И вновь стала совсем как Пэм, когда я только с ней познакомился.
– Пообещай, или пеняй на себя.
И поскольку она говорила серьезно – на это указывала вертикальная складочка между бровей, – я пообещал.
Складочка разгладилась.
– Хорошо, с этим определились. Ты должен поправиться. Заслуживаешь этого. Хотя иногда я гадаю, веришь ли ты, что такое возможно.
– Разумеется, верю.
Она продолжила, словно не услышав меня:
– Потому что случившееся с тобой – не твоя вина.
Я почувствовал, как к глазам подступили слезы. Разумеется, я знал, что не моя, но приятно слышать, как эти слова произносит вслух другой человек. Не Кеймен, работа которого и состояла в том, чтобы отскребать въевшийся жир со всех этих давно не мытых, причиняющих беспокойство котлов в раковинах подсознания.
Она кивнула.
– Ты обязательно поправишься. Я так говорю, а я командирша.
Ожила громкая связь. Объявили рейс 559 авиакомпании «Дельта», с посадками в Цинциннати и Кливленде. Первый этап путешествия Илзе домой.
– Иди, Цыпленок. Нужно дать им время просветить твое тело и проверить обувь.
– Сначала я должна тебе кое-что сказать.
Я всплеснул единственной оставшейся рукой.
– Что теперь, моя драгоценная девочка?
Илзе улыбнулась: так я обращался к обеим дочерям, когда мое терпение подходило к концу.
– Ты не убеждал меня, что мы с Карсоном слишком
