попятился и, не успев разозлиться, удивлённо смотрел на маленького ростом Котьку.
– Ты цё, шпана, сдурел? – цедил он сквозь зубы. – Я вам советую бэрэчь свои патреты!
– Бляху сканючил и вылупаешься! – ощетинился Котька. – Барыга ты, вот кто! – Он сплюнул и зашагал через рельсы к дому, плотным бочонком скатывая флотскую ленту с надписью «Монгол».
Этот монитор-плавбатарею Амурской краснознамённой флотилии знали мальчишки всего города и предместий. Широкий, он, как утюг, буровил Амур и протоки. Ещё издали завидев его, они весело сыпали в воду, и то-то было радости, когда мощная волна подхватывала ребятню и, взгромоздив на вспененную горбину, мчала к берегу, на котором суетились мужики, выволакивая на сушу лёгкие лодчонки. Котьке подумалось, что «Монгол» и другие корабли поставят к пирсу на базе флотилии и они будут стоять, ждать, когда матросы отвоюют с фашистами и вернутся назад. Он подумал так, не ведая, как не ведали сами матросы, что сюда они больше никогда не вернутся. На смену им из учебных экипажей придут на базу другие, пополнят поредевшие команды, и корабли как ни в чём не бывало будут по-прежнему накатывать на берега жёлтые волны. А эти, умчавшие к Москве в расшатанных теплушках, поднимутся в атаку, пойдут стенкой во весь рост, надвинув на брови бескозырки, и густо-густо испятнают подмосковный снег чёрными бушлатами. И будет пламенеть на снегу кистью рябины тугой чуб старшины-комендора, пока не заметут его метели.
У пожарного сарая на Котьку налетел Ходя с прижатой к груди бутылкой. Сквозь плохо заткнутую пробку сочился самогон, воняло жженой картошкой.
– Мала-мала шибко опоздала, – хныкал он. – Ой, Ванька Удода сюда ходи!
Подбежал Удод, полоснул взглядом по Котьке, заорал на Ходю:
– Пригрёб! Здрасьте! А они – ту-ту, тебя не подождали! Эх, сколько бы добра наменяли. Всё равно, давай!
Он выхватил из рук Ходи бутылку и тут же быстро присел, прячась от кого-то за Котькиной спиной, – к ним подходила Вальховская, вернее, её вела под руку Вика, а та только переставляла ноги, как после тяжелой болезни.
Ребята посторонились.
– Как вы быстро вырастаете, мальчики. – Учительница посмотрела на них грустными ярко-карими глазами и, не дожидаясь ответа, пошла, опираясь на племянницу.
– По Володьке убивается, – закривил губами Удод, как только те отошли подальше.
– А ты зачем меня ударил? – Он развернул Котьку к себе. – Шпрехен зи дойч захотел?.. Ну да ладно. Чумной ты какой-то сегодня, вот и жалею. Четушку за так отдал, вагонам кланялся. И чой-то все такие стали? Вот и учителка, и девок сколько обезумело. Подумаешь, на фронт поехали! Да я бы хоть сейчас туда рванул. И рвану!
– Тут скоро фронт будет.
Удод с презрением оглядел Котьку, ответил:
– Это с япошками-то? Да ты с ними один справишься, а я фрицев поеду кромсать… Ну вот что, ребя. Надо на проводинах обязательно выпить, за братьев, за фронтовиков. Айда в сарай! Не дрейфь, никто не узнает.
Двое красноармейцев
