тишине, сидя за рабочим столом. Мне синьор Фидардо давал стакан молока.
Потом мы тушили свет и запирали мастерскую на ночь. Было начало девятого. Синьор Фидардо уходил в город ужинать, а я поднималась к Ане и ждала ее возвращения с обувной фабрики. Рабочий день был окончен.
Мне нравилось работать у синьора Фидардо. Дни пролетали незаметно.
Ночи же, напротив, никак не хотели кончаться. Я лежала на диване и скучала по Старшому так, что от горя кололо глаза. Темными пасмурными ночами я часто вылезала в окно и, чтобы прогнать бессонницу, до изнеможения лазала по крышам Алфамы. Иногда это помогало, и, вернувшись, я падала на диван и засыпала. Однако когда на рассвете у Аны звонил будильник, я чаще всего лежала без сна, за всю ночь так и не сомкнув глаз.
Думаю, меня спасла красная гармоника – именно работа не дала мне сойти с ума от горя. Хотя вообще-то я надеялась, что с ее помощью спасу Старшого.
Воскресенье было единственным свободным днем. Чем в этот день занимался синьор Фидардо, долгое время оставалось для меня загадкой. Об этом я однажды узнала от Аны.
– В воскресенье Луиджи играет на органе для мертвых, – сказала она и пояснила: – Каждое воскресенье в десять утра он надевает черный костюм – да-да, у него есть черный костюм, – садится на трамвай и едет на кладбище в Празереш. Там в часовне стоит фисгармония – синьор Фидардо играет на похоронах. Он занимается этим уже много, много лет. Но больше он нигде не выступает. Синьор Фидардо частенько говорит, что, когда играет по-настоящему хороший музыкант, публика плачет. Его публика плачет всегда.
Воскресными вечерами мы ужинали с синьором Фидардо. Потом он играл, а Ана пела. Это было самым радостным событием недели.
Правда, однажды все закончилось печально. Накануне у Аны ночевал Жорже, и под глазом у нее темнел отвратительный синяк. Обычно ей удавалось скрыть следы его кулаков, но этот синяк был прямо на лице, и скрыть его было невозможно.
Ана нервничала перед приходом синьора Фидардо. Она несколько раз смотрелась в зеркало и пудрила щеки, пока они не стали совсем белые. Только это не помогло. Синьор Фидардо окаменел, когда вошел в комнату и на лицо Аны упал свет лампы. Синьор Фидардо отложил цветы, вино и пирожные. Ана старалась вести себя как ни в чем не бывало и стала искать вазу, нахваливая прекрасный букет.
– Это дело рук Жорже? – спросил синьор Фидардо. Голос его звучал необычно, немного сдавленно.
Ана медленно обернулась.
– Это случайность, – сказала она. – Он не нарочно. Садись. Сегодня у нас на ужин ризотто с колбасками.
Синьор Фидардо сел. Я видела, что его руки слегка дрожат.
– Что за случайность? – спросил он.
– Луиджи, умоляю, тебе не о чем волноваться. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
По ее голосу было слышно, что еще немного, и она расплачется.
– Ты должна с ним расстаться, Ана, – глухо проговорил
