тихо, там еще больше убивают! – уверенно сказал мужик, прихватил двумя руками здоровую пригоршню наград и с усердием стал их раскладывать.
Вечером пришел хозяин, тот, кого мужик назвал рыжим литовцем.
– Вы уже можете заканчивать, – сказал он мне. – Слишком мало берете.
Мы снова прошли в его дом. Выпили чаю с медом, по чарке домашней вишневой наливки.
– Вот ваши, – вручил он мне небольшой бумажный пакет. – А этот ортен в потарок примите, от меня на память. Это мой любимый!
Я начал было вежливо отказываться, но хозяин за долю секунды прицепил его к моей гимнастерке.
– Это хороший ортен, – словно успокаивая меня, сказал он. – Всякое веть может случиться.
«Смерть пережившим почет и свобода», – прочитал я слова на ордене, выбитые под серебряным букетом, состоящим из доброго десятка государственных флагов крупных держав.
– Не беспокойтесь, он не вражеский, он для всех потхотит! Прихотите чаще, я вам новые образцы покажу, вам понравятся!
Пройдя мимо перечеркнутого указателя названия этого странного населенного пункта, я свернул на лесную дорогу и уже без компаса, по памяти, смело зашагал в сторону заставы. На этот раз задание мое было легким и приятным. Один только осадок остался, въелись в мысли слова рыжего литовца: «Раненым – медали, убитым – ордена. Все должно быть по справедливости». Въелись-то они въелись и из головы никак не шли, но понять смысл сказанного я никак не мог. То есть смысл-то был ясен, но что-то за этими словами еще было, а вот что? Может, со временем и пойму.
Видно, не стал я еще солдатом, ведь если б стал, то и мыслей таких не возникло бы.
Я шел на заставу. В кармане лежали аккуратно упакованные медали, а на гимнастерке блестел подаренный орден.
Вот уж странно: раньше я полагал, что награды существуют только для награждения. А оказывается, что и героем быть необязательно. Вот ведь взял рыжий литовец и орден мне подарил. А со стороны кто скажет, что этот орден подаренный? Гимнастерка настоящая, стало быть, и орден на ней заслуженный. А что, если прав литовец, и не стоят эти регалии из золота и серебра человеческой жизни, крови, самопожертвования. Ведь не за них люди воюют, а за нечто высшее, за Родину, за Сталина.
Свернув на малоприметную тропинку, я сверил по компасу свой путь. С дороги не сбился. Можно идти дальше.
Тропинка петляла, пряталась, пыталась улизнуть из-под ног. По ней, видимо, давно не ходили.
Заброшенные тропы не любят, когда о них вспоминают.
– Стой! Руки вверх! – Сбоку из-за дерева выглянуло дуло нагана.
Я остановился, поднял руки. Сопротивляться было бесполезно, тем более, что я был без оружия.
Из-за дерева вышел изможденный мужчина. Лицо в кровоподтеках. Кожаная куртка замазана кровью.
– Откуда? Кто? – Он подошел ближе.
– С погранзаставы, – ответил я.
– Красной?
– Да.
– Опусти
