себя героем научно-фантастического романа.
Но это не мешало ему понимать: потребуется много времени, чтобы он убедился в том, что Джулия – не агент Локка, как Том Барнетт. Он может любить ее и должен будет ей доверять, но, вероятно, никогда не будет уверен в ней полностью.
Наверное, это типично для человека.
Часть четвертая
Студент
Его разбудила боль. Острая, колющая боль в желудке. Она заставила его подтянуть колени к груди и непроизвольно скривить тощее, желтоватое лицо в гримасе, превратившей его в подобие измятого пергамента.
Боль вспыхнула снова. Тело скрутило судорогой, а изо рта вырвалось мычание. Потом она медленно отступила, словно волна в отлив. Однако отголоски в измученных нервных окончаниях намекали на ее скорое возвращение.
– Коук! – закричал страдалец с двадцать пятого этажа.
Крик заметался по комнате, эхом отскакивая от высокого потолка и обшитых деревянными панелями стен. Ответа не было.
– Коук! – Крик повторился. – КОУК!
В отдалении раздался звук семенящих шагов, гулких на мраморных полах, а затем приглушенных ковром. Шаги затихли рядом с широкой, застеленной шелком кроватью.
– Да, босс?
Даже голос выдавал привычку раболепствовать. Из-за этой привычки говоривший словно становился ниже. Маленькие бегающие глазки на его обезьяньем лице ни на секунду не останавливались.
Больной скорчился на кровати.
– Лекарство!
Коук схватил с серой металлической тумбочки коричневую бутылку и вытряхнул на ладонь три таблетки. Одна из них упала, и он тут же поднял ее. Как только он протянул таблетки больному, тот выхватил их и закинул в рот. Коук впихнул в его руку стакан с водой, налитой из серебряного кувшина. Больной запил лекарство, конвульсивно дергая кадыком.
Через пару минут он смог сесть. Прижав колени к груди, он тяжело, неровно дышал.
– Мне плохо, Коук, – простонал он. – Мне нужен врач. Я умираю, Коук.
Его голос был полон ужаса.
– Вызови врача!
– Я не могу! – пискнул Коук. – Вы разве забыли?
Больной нахмурился, словно пытаясь осознать сказанное, а затем его лицо исказилось, и левая рука резко метнулась вперед. Он вцепился Коуку в рот и швырнул того в угол. Там человечек скорчился, прижимая руку к кровоточащим губам и с беспокойством следя за больным своими крысиными глазками.
– Будь здесь! – рыкнул больной. – Не заставляй меня звать тебя снова!
И тут же забыл о Коуке. Уронив голову, он бессильно стукнул сжатым кулаком по кровати.
– Проклятье! – раздался его стон.
Он просидел несколько минут не шевелясь, застыв, словно каменное изваяние. Коук сжался в углу, неподвижный, настороженный. Наконец больной выпрямился, отбросил тяжелое одеяло и встал. Он тяжело прошлепал к окну, жалуясь на ходу:
– Я болен. Я умираю.
Подойдя,
