вырасти кем угодно: алкоголичкой, наркоманкой, блядью…
– Но ты же выросла собой, – сказала Маша. – И ты очень… очень необычная. Я только сейчас поняла, чем ты отличаешься от всех нас – и от меня, и от Кати. Ты – свободна. Я не про то, что тебе все разрешали. Ты свободна внутри самой себя.
– Знаешь, – Даша вскинула на подругу злые глаза, – а я только сейчас поняла. Ты кошмарно похожа на мою мать!
– Забавно, – сказала Маша, подумав. – Я только сейчас поняла. Ты очень похожа на мою.
В окне уже серебрился рассвет, когда два голоса размеренными толчками вытянули Машу из сна.
Даша спала на соседней кровати, открыв рот.
Маша села. Прислушалась.
– Поэзия сейчас никому не нужна, – посетовал женский голос.
Несоразмерно громкий, хриплый, обличающий – существующий вне дня и ночи, пространства и времени, жизни и смерти.
Именно такой голос и должен был быть у человека, вернувшегося в мир из небытия и неуверенного: а стоило ли ему возвращаться?
– Да, поэзия нынче не в моде, – поддакнул ей умиротворяющий голос Вероники. – Вот раньше, до революции, поэтам поклонялись, как сейчас эстрадным звездам. На их выступления собирались толпы. Когда на сцену выходил Северянин, купчихи срывали с себя драгоценности и бросали к его ногам. Барышни держали на прикроватных столиках портреты Александра Блока и целовали его лик перед сном. В поэтов влюблялись, травились из-за любви к ним серными спичками… На них молились. Не актеры, не певцы – поэты были истинными властителями душ!
– А теперь стихи никто не печатает, – сказал голос повесившейся.
– Более того, даже напечатанные – их никто не читает, – надбавила Дашина мать. – Собственно, поэтому издателям и невыгодно печатать поэзию.
– А нам всем что, повеситься? – В голосе повесившейся закричала истерика.
– Вы… поэтому? – прочувствованно спросила ее Вероника.
– Да, – отрубил ответ голос. – Но вы все равно не поймете.
– Отчего же?
– Вы скажете, я сумасшедшая! – Голос стал рваным и злым. – Вы считаете, если поэтесса, так обязательно ненормальная.
– Конечно же, вы – ненормальная, – убежденно уведомила ее Дашина мама. – Разве вы соответствуете среднестатистической обывательской норме? Обыватели не становятся поэтами.
– Правильно! Они становятся неудачниками! – гадливо скривился глас поэтессы. – Я – неудачница. Как и все мы, киевские литераторы. Вы можете назвать хоть одного знаменитого поэта из Киева?
– Александр Вертинский.
– Да какой из него поэт?! – оскорбился голос.
– Вы правы, поэзы Вертинского – отдельный жанр. Но можно назвать писателя – Михаил Булгаков.
– Он уехал в Москву, – отсек голос повесившейся кандидатуру любимого писателя Маши. – В Киеве он не написал ни строки. Ни одной! Знаете почему?
– Не знаю, – признала Вероника.
–
