напарника.
Но сразу же оттолкнула ее, подобрала длинную юбку – ее ботики спешили, утопали в снегу.
– Я с тобой, – присев, передвигаясь смешными шажками, малышка силилась спуститься с горы.
Не удержалась…
– О! Нет! – Бонна не успела ее подхватить.
– Нет! – крикнула Маша. Рика катилась с обрыва вниз.
Анна была уже в самом низу – и там, где она была, примыкая к и без того опасному, почти отвесному склону, стояла загородка с медведем.
– Зверинец! – Бонна прижала руки к груди.
– Зоопарк. Мир, там зоопарк! – заорала Маша, позабыв все приличествующие XIX веку слова.
Позабыв, что в XXI веке в шкафу круглой Башни стоит книга «Анна Ахматова. Избранное», – прямое доказательство, что Анечка Горенко никак не умрет пятилетней, спасется, подрастет и таки станет поэтом!
Рика с криком слетела с горы.
Снизу ахнуло – посетители зверинца прильнули к решетке.
Медведь, громадный и бурый, встал, направился к девочкам.
– О боже. О боже. О боже! – истошно закричал женский голос. – Сделайте же что-нибудь! Кто-нибудь…
Сверху голос казался глухим.
Анна, казавшаяся сверху невыносимо крохотной (безнадежно-беззащитной), пыталась вскарабкаться обратно.
Бессмысленно! Если бы по стенообразной горе можно было подняться наверх, медведь давно бы сбежал из вольера.
Зверь шел к Анне.
Она встала на четвереньки. Пальтишко задралось. Маша увидела бурые чулки на подвязках, подумала неважное: «Как ей не холодно?»
Ей не могло быть холодно. Ей было страшно!
– Сделайте… кто-нибудь! Он же ее!.. – не унимался женский глас за решеткой.
Взобравшись на небольшой бугорок, Анна вжалась в земляную, покрытую наледью стену.
Медведь прыгнул.
Анна закрыла глаза.
– А-а-а-а! – донеслось.
Но зверь вдруг недоуменно замотал головой. Постоял и пошел прочь.
К маленькой Рике.
Теперь он шел иначе – медленно, точно в его приближении, во взгляде его исподлобья, в каждом косолапом шаге каждой из четырех его лап был некий церемониальный и тайный смысл.
Прилипшие к звериной решетке кавалеры в картузах, котелках и форменных шапках, дамы в шляпках и платках застыли, – неясное, ставшее неотвратимым, прорисовалось в очертаньях горы, в белоснежности снега, крошащегося с небес равнодушною манкой, в протяжном и крякающем крике черного ворона.
– Нет! Нет! Нет! – скомкал тишину Машин страх.
Неизвестный храбрец в штанах с лампасами вскарабкался на решетку.
Но его героичный поступок выявился запоздалым.
Кто-то высокий, в темном пальто уже спрыгнул с горы, подхватил на руки двухлетнюю Рику.
– Пшел вон! – бесстрашно и грозно громыхнул он на медведя.
Косолапый зарычал, ощерив желтую пасть. Ударил лапой.
Но Мир – а это был именно он – увернулся от удара так быстро, что Маша только заморгала
