Сезанна к 50-летию со дня его смерти.
Кому была выгодна эта выставка, – негодовал Евгений Вучетич на совещании в Отделе культуры ЦК КПСС 22–23 февраля 1957 года, – какую цель преследовали руководители Эрмитажа, организовавшие эту выставку, проповедуя формализм, с которым боролись лучшие прогрессивные русские и советские художники на протяжении последнего полувека? (цит. по: В. Воловников. С. 72).
25 октября. В постановлении ЦК КПСС и Совета министров СССР «О мерах по улучшению работы МВД СССР» признано «нецелесообразным дальнейшее существование исправительно-трудовых лагерей как не обеспечивающее выполнения важнейшей государственной задачи – перевоспитания заключенных в труде».
Исправительно-трудовые лагеря МВД СССР этим постановлением преобразованы в исправительно-трудовые колонии «на базе промышленных и сельскохозяйственных предприятий». Это означает, по крайней мере, на бумаге окончание эпохи ГУЛАГа (ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 12. Д. 315. Л. 140–146; http://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1009162).
На вечере в Доме архитектора, который приурочен к 75-летию со дня рождения Пабло Пикассо, выступают Илья Эренбург, Мартирос Сарьян, Сергей Коненков199, Лев Руднев, Сергей Юткевич.
25–30 октября. В МГУ межвузовское совещание по вопросам изучения советской литературы, в котором приняло участие более 200 преподавателей университетов и пединститутов страны.
На этом совещании, – вспоминает Вениамин Каверин, —
выступили Симонов, Дудинцев и я. Бесцветная, осторожная речь Дудинцева не запомнилась мне. Прочел я страницы своей статьи «Белые пятна», относившиеся к трагической истории Зощенко, – прочел полностью, без редакционно-цензурных купюр – и закончил словами: «Русская литература не может жить без правды». Симонов… О, Симонов, к моему изумлению, произнес блестящую речь, направленную против постановления ЦК 1946 года! Он резко критиковал его, он доказывал, что оно устарело, что давно пора его заменить документом, который открыл бы дорогу новым силам нашей литературы (В. Каверин. Эпилог. С. 350)200.
На это выступление обратили внимание и руководители Отдела культуры ЦК КПСС, в своей докладной записке сигнализировавшие, что Симонов
говорил, что наряду с верными в этих документах содержатся неверные положения, ориентировавшие нашу литературу и критику на путь лакировки и сглаживания жизненных конфликтов (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953–1957. С. 576).
К этому выступлению вернулся и секретарь ЦК КПСС П. Н. Поспелов на совещании в ЦК КПСС по вопросам литературы 10 декабря.
Особенно не понравились ему следующие слова Симонова: «Когда надо, литература должна уметь поставить и банки, и горчичники, и дать рвотного при засорении желудка».
– Неужели вы всерьез, Константин Михайлович, думаете, что главная задача нашей славной литературы заключается в том, чтобы накачивать советского человека такими произведениями, которые бы вызывали рвоту, чувство безысходности?
Он, – рассказывает Илья Эренбург, – «огласил послание художника: „Я давно сказал, что пришел к коммунизму как к роднику и что все мое творчество привело меня к этому. Я рад, что выставку, включающую мои последние работы, увидит в Москве широкая публика. Я часто получал письма из Москвы, в том числе письма от художников. Пользуюсь случаем, чтобы выразить им свою любовь…“» (
«Был ли это смелый, искренний, решительный шаг? – задается вопросом Вениамин Каверин. – Не знаю. Вероятнее всего, это была ставка, и, надо полагать, поддержанная кем-то в высших сферах. Там ведь и тогда не было полного согласия. Симонов – игрок и человек не робкого десятка. Он рискнул – и в ответ услышал оглушительные аплодисменты, в которых чувствовалось даже какое-то праздничное изумление. <…>
В Отделе культуры ЦК под руководством Д. Поликарпова состоялось совещание, на котором была принята резолюция, осуждавшая наши выступления. Дудинцева корить было не за что, меня как беспартийного тоже можно было наказать только вербально, а Симонову, кажется, основательно влетело» (Там же.
