свершения, как я надеюсь его достичь после того, что получу от тебя науку».
Сверкающие черные глаза встретились с глазами Абдуллы, которые щипало от слез. Не без доброты, а лишь пронзительно смотрели теперь черные агатовые глаза и, казалось, пронимали огнем душу Абдуллы. В третий раз сухие, тонкие, словно точеные, персты Старика показывали назад на дорогу, по которой пришел Абдулла.
«Я повторяю свои слова – ступай, ступай себе, шагай знай. А ты воспользуйся ими, как хочешь».
Сверкание черных глаз ушло в серые складки, когда Старик прикрыл веки, всем видом показывая, что спит.
Абдуллу отпускали и не задерживали.
Все вниз и вниз он карабкался, спускаясь назад той дорогой, по которой взошел. Если путь делался слишком труден, он отдыхал, но прежде чем свет померк, он вышел на дорогу, которую знал: подножия Гималаев вблизи его дома. Прикончив остатки вяленых фруктов и орехов от Старика, он освежился ключевой водой, пробивавшейся из скалы, и пружинистым шагом жителя гор отправился дальше. Когда вышла полная луна, провожая его к дому, у него отлегло на сердце, и, шагая по дороге, он даже пропел про себя обрывок-другой из песенки. Почему-то он чувствовал себя таким деятельным, как никогда в жизни, через одно только то, что повидал Старика.
Когда он вернулся домой так скоро, его родители хотя, естественно, и обрадовались, но мать засыпала его вопросами. «Чему научил тебя Старик, о сын? – спрашивала она. – Что он сказал? Какие обрел ты познания? Поведай нам, и не упускай ничего».
«Я должен идти, – молвил безбородый Абдулла. – Теперь, когда я видел его и внял его наставлениям, я должен идти».
«Идти куда, о милый Абдулла? – возопила мать. – Идти? Идти? Куда идти, что ты хочешь этим сказать? Бросить нас? Бросить всех, всю деревню, шестьдесят четыре души? Дай нам объяснения, о Абдулла. Что Старик сказал тебе делать?»
«Он сказал – ступай себе, ступай прочь, и шагай знай, не стой», – твердо проговорил Абдулла.
Он хорошо выспался в своем старом доме, потом, с тем немногим, что необходимо в дороге, и в том, что было на нем самом, он распрощался с родителями и отправился искать свой жребий.
А обучен Абдулла ничему не был, большую часть юности он провел, помогая семье возделывать полоску земли, с которой они кормились. В первом же городе, куда он пришел, нашлось непочато работы для молодых и охочих рук на постройке султанского дворца и на сажденье его садов. По мере того как он получал всё больший рабочий навык, он больше выручал за работу, так что мог заезжать всё дальше в большие города и прекрасные поселения. Всякий раз, как он взвешивал на уме, какой поступок будет вернее, на память ему тотчас приходили слова Старика, указывающие, как правильно поступить:
«Ступай себе».
Работой он прокладывал себе путь во многих краях, и вот, через несколько лет, люди, вместе с которыми он подряжался, стали ценить его опыт житейский и, бывало,
