Леня уже оправился от объятий. У него жена с ребенком осталась в этом самом Заире, а он здесь. Может на нее денег на билет не хватило. Он тут каждый день по азюлю ходит, водку клянчит, многие дают.
– А что это за пиво по марке, – поинтересовался я у Филиппа.
– Да вот приторговываем потихоньку, – он повел глазами в сторону, немного смущенный. – В магазине баночка сорок девять пфенингов, а здесь мы по марке.
– И что – берут? – голос выдал мою недоверчивость.
– Берут! Днем, кто хочет, в магазине скупается. А вечером, как догоняться станут, так магазин закрыт, до заправки далеко, вот и берут. И не только я один торгую. Вон – югослав Кристо в 41-ом, еще турки. Пиво, есть еще сигареты, крепкое всякое. В магазине бутылка стоит двадцать пять, а здесь – пятнарик. Берут краденое.
– А есть еще русские в лагере? – поинтересовалась Катя.
– Есть еще пара с Украины: Петя и Наташа. Но они почти не выходят. Она – чокнутая, боится наружу выходить и его не пускает.
День выдался напряженный, завтра предстояли еще поездки, и мы, посидев еще чуть-чуть, пошли назад в нашу комнату.
Ночью мне не спалось. Я смотрел в темноту, в голову шли разные мысли. Что за идиотскую штуку придумали – человеческий мозг? Иной раз нужно что вспомнить, так, сколько не силишься, не помогает. А тут спать надо, а такая чушь в голову лезть начнет… Ворочаешься из стороны в сторону, а они тебя жалят – воспоминания эти, черти бы их взяли! Я не люблю много из прошлого, но куда его засунешь? Не так далеко уж и убежал я от детства: многие сверстники мои еще такими дурными кажутся. Но на плечах уже чувствуется груз. Он давит…
Упрямство – вот тот порок, который стал мне наказанием за «все хорошее», а может и за чьи чужие грешки. По молодости каких глупостей не наделаешь… По упрямству полез я в свое время в «бизнес», чтоб его драли те же черти, что и все остальное, вместе с такими же «бизнесменами», как и я сам. Ничего, кроме растрепанных нервов, неприязни ко всему, я не нажил. Хотя нет, как же не нажил? Еще как нажил! Врагов кучу. Доживаешь до того, что перестаешь верить всем, даже друзьям близким. А, впрочем, что я? Все наше поганое общество поделилось при первой возможности на «белых» и «красных». Меня это волновало, правда, не очень. Последний путч – на самом деле лишь первый в длинной цепи грядущих. Всех «за» и «против» рано или поздно сметет ими же раздутая волна, и Бог с ними. Что касается меня, то считаю, что приехал сюда опять драться. Я хочу вернуться когда-нибудь победителем и показать, где раки зимуют, кое-кому из врагов и, особенно, кое-кому из «друзей». Будем драться за новую жизнь и паспорт, как ее символ.
Но, если быть честным перед самим собой, то я во все этом не уверен. Чувствую, что мой мозг, здесь, в Германии испытывает огромную перегрузку от резкого торможения. Представь, что ты идешь по широкому проспекту большого города, где рядом шумят сотни проносящихся машин, и мелькают тысячи спешаших людей. Ты скован тисками города, урбанизированной жизнью, и хоть и жалуешься слегка, но
