было трудно. Чтобы получить наиболее точный ответ, приходилось перелопачивать горы материалов, собирая психопортреты людей по крупицам. Со временем мы научились выделять главное. Время на подготовку результатов сократилось, хотя вопросы с каждым разом становились все сложнее. С политиками разбираться оказалось проще всего. Они эмоциям поддавались мало. Не той закалки эти люди, чтобы идти на поводу у чувств. Хуже стало, когда пришлось восстанавливать причинные связи во времена беспорядков. Слишком много случайных людей оказывалось у власти. Порой казалось, что логику собственных действий они сами не понимали, а попытка восстановить ее спустя четыре с половиной тысячи лет походила на изощренное издевательство. Но справлялись и с этой задачей. Постепенно вырисовывалась точная, логичная и трагичная история того времени. Месяц занятий у профессора дал мне больше, вся учеба в школе.
И сейчас, вспоминая профессора, я пытался понять, почему этот человек пришел сюда? Что ему делать в этой деревне?
А собственно, чего я гадаю? Я ведь смотрю с точки зрения этого старика-ополченца, но кто мне мешает взглянуть на события со стороны наемника? Все мое естество воспротивилось этому. Глядеть на мир глазами убийцы и хищника? Меня чуть не вырвало, едва я представил такое, но азарт уже захватил меня. Я отключился от старика, быстро нашел в кристалле нужный мне эмофон и погрузился в него. Лучше всего, пожалуй, начать с ранних воспоминаний…
Я босоногий мальчишка восьми лет. Грязная улица. Хотя особенно запомнились мне-наемнику почему-то не грязь, а запахи. Непередаваемый аромат помойки, армады мух, кружащихся повсюду. От них нет спасения. Господи, да что же это за место такое? Зачем этого пацана сюда занесло? И тут же пришло понимание. Не занесло. Это дом. Его дом. А вот, собственно и само жилище. Боже, да в такой лачуге я бы даже мусор не стал складывать, а здесь жило семь человек. Семь? Да, кроме этого мальчишки есть еще четверо детей. Двое младше него, еще двое лишь немногим старше. А вот и сам… дом. Это строение я назвал домом только с огромным трудом. У меня даже в голове не укладывалось, как можно жить в такой тесноте, в таких непереносимых условиях. Лично я смог бы здесь жить, только основательно поработав над собственным организмом. Но ведь в это время люди не умели управлять им. Как же тут жили?
Мальчишка юркнул вдоль стены и улегся на циновку.
– Ты где шлялся? – Из одного угла приподнялся мужчина с мутным взглядом. – Сколько принес?
Я почувствовал испуг мальчишки, переходящий в ужас. Весь трясясь, он протянул руку с лежащими на ладонях монетами. Мужчина приподнялся, сгреб деньги. Пересчитал. И, словно молния, меня пронзила вспышка его ярости.
– И это все?!! Это все, что ты заработал?!!! Я корячусь, кормлю вас, а ты!.. – Человек даже задохнулся от ярости. И вдруг ударил мальчика. Ударил наотмашь, совершенно не сдерживая силы. Неизвестно, кто громче закричал: я или мальчишка, которого ударили. Моя щека от удара горела ничуть не меньше, чем если бы ударили напрямую. Никогда
