одному турецкому паше, который бежал из Константинополя еще до прихода югороссов, после того, как султан, узнав про растрату при строительстве флота, решил его арестовать и, возможно, казнить. Конечно же, султан конфисковал это имение, а теперь оно принадлежало государству.
Продали нам его меньше чем за половину того, что мы выручили за продажу нашего дома в Хартфорде. Так что денег нам хватит и на ремонт дома, который уже начался. Ни за что другое русские денег не берут – говорят, что мы их гости. Кстати, мне передали твою зарплату и гонорары за твои книги – сумма настолько большая, что денег у нас лишь немногим меньше, чем до покупки дома. Тем более тратить их больше не на что. Даже в санатории с нас совсем не берут денег, хоть я и протестовала.
А теперь мы на Принцевых островах, точнее, на острове Принкипс, самом большом из этих островов. Представь себе – чудесный парковый ландшафт посреди Мраморного моря. Живем мы в вилле, принадлежащей местной клинике, я лечусь, а девочки ходят в детский садик для детей пациентов. Представляешь себе, они уже немного говорят по-русски – многие пациенты там из Российской империи. В свободное время мы гуляем по прекрасному парку или катаемся на лошадях. Жаль, зима, и море холодное, летом здесь, как нам рассказали, очень неплохое купание. А сейчас даже на лодке мне врачи кататься не рекомендуют, мол, легкие слабые…
Будем здесь до конца марта, а в начале апреля переедем в наш дом в Константинополе. Обещали, что его к тому времени отремонтируют. Твой кабинет я велела сделать точно таким же, каким он был в Хартфорде. Вот разве что вид из окна теперь не на унылый коннектикутский пейзаж, а на холмы Малой Азии за узкой полоской пролива.
Ждем тебя! Помни, ты мне обещал, что на войну не пойдешь! Ты нужен и девочкам, и твоей любящей Оливии.
Я тяжело вздохнул. Я никогда не лгал Оливии, кроме тех немногих случаев, когда я это делал, чтобы она не волновалась. Да, я, конечно, мог бы отсидеться на Кубе, или даже на том острове, кажется, Корву, на котором сейчас проходят тренировки наших ребят. Но у меня перед глазами все время была тюремная камера в Корке, и женщины, которым повезло намного меньше, чем моей любимой Ливи; я вспомнил Джимми Стюарт и могилы его родителей, его друзей и его невесты… А если даже Джеб Андерсон, несмотря на хромоту, рвется воевать, то пусть меня будет любить весь мир – я сам себя не смогу уважать, если я не поеду на ту войну.
Тут дверь опять распахнулась, и вбежал молодой Чарли Александер.
– Мистер Клеменс! Мистер Клеменс! – завопил он в восторге. – Я только что услышал разговор двух моряков – флот Конфедерации уже завтра уходит на Корву!
1 марта (17 февраля) 1878 года.
Куба, база Гуантанамо.
Рафаэль Семмс, адмирал Конфедерации
– Господи, благослови флот сей и родину нашу! – речитативом произнес высокий человек в рясе католического священника.
Я перекрестил свое
