к одиночному трехлетнему изгнанию, принял писаные акты о пайках, о наказаниях, о деятельности Совета и назначил на 29 марта довыборы. Все эти решения прошли автоматически, так как в «Малом совете» остались почти одни единомышленники Казакова…
Глава IX
Это на них во веки веков прокладка дорог в жару и в мороз. Это на них ход рычагов; это на них вращенье колес. Это на них всегда и везде погрузка, отправка вещей и душ, Доставка по суше и по воде Детей Марии в любую глушь.
– Стаксель на ветер! – надсаживался Крайновский. – Не спи, ржавый якорь тебе в…! Отпорным крюком зацепи и вынеси подальше! Сердиться было с чего. Ял-шестерка уже в третий раз пытался совершить поворот оверштаг, и в третий раз беспомощно зависал носом к ветру, беспомощно дрейфуя кормой вперед, в сторону «Тариэля». Так решили назвать тральщик, в девичестве «Альбатрос». Стась отдавал распоряжения с него в жестяной рупор, безжалостно надрывая глотку.
Уже третий день как будущие мореходы и рыбаки упражнялись в непростом искусстве хождения под парусами. Если весельную науку худо-бедно освоить удалось, в основном благодаря тому, что на ялах оставили по одной паре весел, отчего новоявленные галерные рабы перестали при гребле сталкиваться веслами, то парусное дело оказалось для курсантов Крайновского крепким орешком. Сам Стась худо-бедно ориентировался в этой непростой науке: сказались навыки, полученные под руководством отца в яхт-клубе МИФИ. Но – единственный «морской волк» на кучу молодняка от четырнадцати до семнадцати? Самый старший из будущих мореманов, Неретин, как раз и командовал сейчас шлюпкой. Крайновский прочил его на должность капитана «Альтаира», парусно-моторной яхты, стоявшей на консервации, на мертвых якорях. А пока будущий шкипер приобретал навыки парусного хождения на посудине поскромнее.
Баковый матрос (четырнадцатилетний курсант с редким именем Матвей) наконец понял, что от него требуется. Поднырнув под отчаянно хлопающую на ветру переднюю половину разрезного грота (Стась по инерции именовал его стакселем), он подхватил багор, поймал железным наконечником, увенчанным шариком, люверс на шкотовом угле, как мог далеко вынес отчаянно хлопающий парус за борт, навстречу напору ветра. Парусина послушно выгнулась, принимая нагрузку, и ял попятился кормой вперед, медленно, неохотно переползая носом линию ветра. На корме скрипело – Неретин дергал туда-сюда железной загогулиной румпеля, подгребал пером руля, пытаясь заставить шлюпку ворочаться пошустрее.
– Не отпускай стаксель! – орал в жестяной матюгальник Стась. – Держи, пока не увалитесь, бляха-муха!..
Ял наконец перешел на другой галс; грот туго хлопнул, наполнившись ветром. Баковый сам, без понуканий, опустил отпорный крюк – стаксель заполоскал, мотая в воздухе шкотом, упущенным разиней-стаксельным. Шлюпка немедленно рыскнула, потеряла едва-едва набранную скорость и снова, в четвертый
