помидорами и убрал с окошка заслонку.
Помидоров оставалось пол-ящика, когда он заметил, что к ларьку, помахивая стареньким дипломатом, подходит учитель. Роман Ильич отсчитал сдачу хозяйке в цветастом павло-вопосадском платке и сквозь стекло приветливо кивнул соседу.
– Если милый при портфеле, значит, милый без делов!
– Скучный город – некуда податься, – сказал учитель, беспокойно осматривая содержимое ларька. – Сегодня у вас до странности душистые овощи.
– Это крыса.
– Ах да… От одной крысы такая вонь?!
– Ты б её видел – поросёнок! Ребятня её палками забила, а она от них – под ларёк. Там и сдохла. Нынче – пятый день, самый аромат.
Учитель разглядывал скудное убранство витрины. Стекло отражало небо, где медленно свивалось в раковину облако – рваный клок белёсого дыма.
– Значит, крыса… – размышлял учитель. – Преобразилась русская земля. – Он кивнул на убогую витрину. – В полях – ветер, народ геройствует за зарплату, а крысы растут с поросят.
– Крыса ж не человек, она в природе без курса существует. А нам отъедаться некогда, нам вечно спешить надо к верной цели. Кто же в дороге ест? В дороге закусывают.
Учитель долгим взглядом посмотрел на Серпокрыла, тот играл фомкой для взлома ящиков.
– Я слышал, ты с нашей королевной хороводишь, – сказал Роман Ильич. – Правда?
Морось туманила стекло ларька, капли сливались друг с другом, копились и вытягивались в зыбкие протоки, делая лицо Серпокрыла муаровым.
– Зачем о грустном? – Учитель вонзил палец в помидоры. – Взвесьте-ка мне килограмм этих золотых яблочек.
Утром в воскресенье учитель проснулся усталым. Прошедшая ночь представлялась колодцем без света и воздуха. Перебирая в памяти вечерние мысли, он вспомнил, что думал так: я не люблю её – я хочу от неё слишком многого. Теперь соображение это потеряло давешнюю ясность. Чушь, я слабее, мне не пересилить. Бессмыслица: чтобы заставить её быть со мной, я должен стать сильнее, не любить, но – зачем мне нелюбимая?..
Учитель, прыгая на одной ноге и балансируя локтями, словно грач на проводе, натянул брюки, застегнул рубашку и затолкал её под брючный пояс.
На обратном пути из ванной он заглянул к Роману Ильичу. Тот сидел развалясь на продавленном диване, смотрел на мерцающий экран телевизора и тянул кофе из чайной кружки.
– Ищу в долг постного масла, – сказал учитель. – В салат к вашим помидорам.
Серпокрыл, не выпуская из рук дымящуюся кружку, покинул диван. Пока он двигал на полках подвесного шкафчика банки с крупами, учитель думал об этом странном наблюдателе жизни, о всегдашней его посвящённости в городские дела. Впервые он встретил человека, который был в два с лишним раза его старше, но при этом чувствовал его лучше сверстника.
Наконец Роман Ильич извлёк из шкафчика запечатанную бутылку (вспорхнула со дна рыхлая пыльца
