температуру мерили?
– Я спрашиваю вас, Анна, кто такая Надя? Или у меня проблемы с дикцией?
Взгляд медсестры ясно дал мне понять, с чем у меня проблемы, но нарываться она не стала.
– Надя – пациентка из родильного отделения. Оно находится на нашем этаже, если вы успели заметить. В правом крыле.
– Как я могла это заметить, если не выходила из палаты ни разу?
– А я думала, вы всё замечаете, Маргарита Станиславовна. Где ваш градусник?
– Не знаю я, где градусник, следить за ним не входит в мою компетенцию!
Я многозначительно посмотрела в её круглое лицо. Аня усмехнулась.
– Как ещё ваши сотрудники не разбежались, – негромко сказала она.
– Я плачу им хорошие деньги, – не преминула ответить я. – Вам такие и не снились в вашей захудалой больнице!
– Не гадь там, где живёшь…
– Что вы там всё бормочете? Лучше принесите мне градусник!
Весь день я прислушивалась к тому, что происходит за дверью. Острая тошнотворная тревога парализовала все мои чувства, не спасали даже короткие заплывы в мутную воду сновидений. При выныривании ещё больше сдавливало виски и быстрее билось сердце. Об инъекции реланиума Аню я попросила сама.
Глава 5
Я вырвалась из безумного плена с кровавыми ранами на руках. В буквальном смысле – во сне я расцарапала себе ладони до крови. Меня мутило. Мама, мамочка!
– Что с тобой, деточка, тебе плохо? Позвать дохтура?
– Я осталась одна!
К горлу подкатывала едкая тошнота. От непривычной тишины стыли пальцы.
– Я давно одна. – Соседка по палате опять легла. – И деток не нажила. А ты молодая.
– А муж?
– И-и-и, где тот муж? – Она равнодушно махнула рукой.
Когда к нам зашёл доктор Арсеньев, я уже всё знала.
– Ванечка, она меня всю измучила!
– Кто вас измучил, Марья Гавриловна? – Ванечка, он же Иван Семёнович, крепкий мужчина пятидесяти четырёх лет, улыбнувшись, присел у бабкиной кровати.
– Грыжа ента! И грызёт, и грызёт, сладу с ней нет!
– А мы её порошочками, Марь Гавриловна, да пилюльками, она и успокоится. Ну-ка, дайте я посмотрю!
Он откинул серое одеяло и зашелестел, зашуршал чем-то.
Я смотрела прямо перед собой. Закрыть глаза я боялась.
– Громова, вы меня слышите?
– А?
Я очнулась. Арсеньев сидел уже около меня.
– О чём вы задумались? – Его рука мягко ощупывала мой живот. – Здесь не болит?
– Нет, Иван Семёнович. А куда девочку теперь отдадут? В детский дом?
– Какую девочку? – Его пальцы замерли.
– Девочку, которая осталась одна. Совсем одна.
– Я не понимаю…
– Иван Семёнович! – я резко села. Он отпрянул назад. – Вы всё прекрасно
