она поглядела вниз, на распростершийся у ее ног город. В глаза ей ударил лучик солнца.
Оккультники замерли.
Бритоголовый Равис выступил вперед. Насмешливо посмотрев на Сэндис, а заодно и на свою куртку, он вскинул руки, словно сдаваясь.
– Сэндис Гвенвиг! Не валяй дурака. Давай-ка возвращайся домой.
Не удостоив его даже взглядом, Сэндис разжала руки и полетела вниз.
С такой высоты она никогда еще не падала. Какое странное чувство. Желудок подбросило вверх. Время убыстрилось и в то же время остановилось. Рванувшийся ей навстречу город превратился в размытое серое пятно. Она не видела ни людей, ни зданий; она не различала звуков. Она просто парила в воздухе, и неистовый бой сердца разрывал ее барабанные перепонки.
Золотой амаринт оцарапал ладонь. Его не беспокоило ни падение, ни ревущий ветер. Сэндис закрутила его вокруг оси.
И рухнула наземь.
И не ощутила никакой боли. Она прыгнула с часовой башни, ударилась о булыжную мостовую – и ничего! Все как с гуся вода! Ни разбитого вдребезги черепа. Ни переломанных костей. Ни изодранной в лоскуты кожи. Твердая, как гранит, земля приняла ее в свои объятия, словно она превратилась в летающего жучка, а земля – в ласково подставленную ладонь. Петли-лопасти амаринта – те, которые она не сжимала пальцами, – продолжали крутиться.
Она задумчиво оглядела их. Одна минута. И эту минуту амаринт еще не исчерпал.
Итак, она жива.
Сэндис подняла голову и поймала на себе взгляды дюжины глаз. Люди пялились на нее, раскрыв от изумления рты, прижав руки к губам или скрестив их на груди. Сэндис поспешно спрятала амаринт в карман. Кинула взгляд на оккультников, таращившихся на нее с площадки под циферблатом часовой башни, что уходила ввысь на шесть этажей.
Глубоко и с наслаждением вздохнула.
«Благодарю тебя».
Вскочила на ноги и припустила прочь.
Через сорок секунд амаринт застыл неподвижно.
6
Рон, не заботясь, что так, глядишь, полысеет раньше времени, рвал на себе волосы.
Он ее обыскался. Искал здесь и там. Даже проследил за головорезами из таверны. Но все без толку. Куда она запропастилась? Куда запропастился его амаринт?
«Твердыня Господня, а если она его продала?» Тогда ему ничего другого не останется, как только рвать на себе волосы…
А бездушный город продолжал жить собственной жизнью, словно ничего не случилось. Словно Рон не утратил свое самое бесценное, а заодно с ним и работу.
Заныло плечо. «Получай! – будто издевалось оно. – Мало тебе печали, так теперь и я стану досаждать».
Скривившись, Рон начал разминать свернувшиеся в тугой узел мышцы. Путь его лежал в контору домовладельца. Даже если его средства к существованию на время утеряны, арендную плату за две квартиры – его и матери – никто не отменял. Хорошо еще, что карманы
