холодное время вино. Водка оттягивает на себя весь жар.
Ирина выпила аузо, чуть закашливаясь, которое было сладковато на вкус, что ей напомнило грузинскую чачу. Вино было сладкое и слабое. После этого она накинулась на салат. Тут заиграла музыка.
– Я это видела в рекламном ролике, сейчас выйдут греки танцевать пастушеские танцы. Я уважаю греков, – пьянеющим взором она окинула квинтет танцоров. Она увидела за соседними столиками японцев, и, конечно, соотечественников.
Ей захотелось танцевать. Она подумала, что не уйдет, пока не станцует с разодетым в красное платье юношей. Он подскочил к ней и протянул ей руку, и она кинулась за ним на сцену. Танцевала она на манер раздольной барыни и шейка. Теперь она смотрела в зал, но огни рампы слепили ее глаза. Выглядела она как бабочка, которая танцует последний свой танец на исходе лета.
Она потеряла себя в пространстве и во времени. Ее воин – пастух. Турки хозяйничают в Афинах. Как рассказывал Юрий. Байрон, путешествуя из Албании в Грецию, написал первые строфы в девять строк о Чайльд Гарольде. Поэтическое произведение принесло ему известность сначала в салонах Лондона, а потом во всем мире. Так было суждено судьбе. Байрон впервые увидел под небом цвета индиго, где стоял прозрачный воздух, среди скалистых гор, чуть тронутой охрой и шафраном маленькую деревню. Турецкий гарнизон расположился в акрополе. В 1809 году он прибыл в Афины. Он был потрясен минувшим величием этих мест и их убожеством.
Байрон вошел в таверну и уселся напротив Ирины. Он смотрел на нее завороженно. Его восхищала красота непокорной северянки. Музыка смолкла. Грек присел около ее столика.
– Я не могу сейчас отдать свое сердце, прекрасная девушка. Мои братья воюют. Но турки сильнее нас.
Байрон похлопал по плечу пастуха.
– Тебя не может полюбить эта девушка. Ты не достоин носить имя грека! Что ты можешь сделать? Отомстить за себя!
– Со щитом или на щите, – твердо отчеканила Ирина.
– Я пью за свободу этой женщины, который даст ей настоящий мужчина.
Байрон отошел от них и сделался мрачным как туча. Ирина встала и поднесла ему бокал вина. Он залпом выпил и по-гречески произнес: «Тот, кого любят боги, умирает молодым». Из рода в род Байроны умирали в тридцать шесть лет.
– Пойми, красавица, что великая суть жизни – это ощущение. Не печалься, грек. Чувствовать, что мы существуем хотя бы в страдании.
Заиграла веселая музыка, пастух снова увлек ее в танец. В порыве танца у нее пронеслось в голове, губы зашептали: «Я люблю тебя, мой пастух…» Он крепкой рукой поддерживал ее талию. Ее тело куда-то проваливалось в глубину, но он ее выхватывал и снова подбрасывал над собой. Его страстные глаза впивались в ее губы. «Он хочет меня как женщину», – она ужаснулась этой мысли. Ее тело напряглось, стараясь подавить в себе волну экстаза. Всю свою разбуженную страсть она сожгла в танце. Она оглянулась вокруг, и все действующие лица были перед ней. Японцы держали друг друга за
