style="font-size:15px;"> – Ну всё, пигалица, ты меня достала, – сказал Барн, – Кунд, держи её.
Кунд встал, схватил Настю за плечи и усадил обратно на стул. Тем временем Барн достал из стола ампулу со шприцом. Зарядил шприц содержимым ампулы и приготовился сделать инъекцию. Настя завертелась изо всех сил, пытаясь вырваться из рук Кунда. Однако он был сильным мужчиной, а она – хрупкой девушкой. Даже с развязанными руками она бы мало что смогла сделать. Она так сильно вертелась, что даже не увидела, как игла втыкается в её руку, лишь почувствовала.
Препарат подействовал почти мгновенно. На тело навалилась слабость, мышцы отказали, голова стала тяжёлой, как гиря. Против воли она развалилась на стуле, как тряпичная кукла. Помимо того, что Настя потеряла контроль над телом, помутился и её разум. Мысли стали беспорядочными, зрение – мутным, а звуки – такими, будто раздавались в тоннеле.
Настя осознала, что её переместили в другое помещение, только когда она оказалась в лежачем положении. Над ней навис прожектор, и она зажмурилась.
Из-за наркотика Настя не могла даже приподнять руку, и это приводило в отчаяние. Она понимала, что раз её накололи, то собираются сделать с ней то, на что она добровольно не согласилась бы. Настя открыла рот в беззвучном крике, а из глаз потекли слёзы.
На мгновение в поле зрения возникло женское лицо, наполовину прикрытое маской, с убранными волосами. Должно быть, это была та самая Фейма.
– Что вы собираетесь со мной сделать? – выдавила Настя. Далось ей это с трудом – голосовые связки почти не подчинялись ей.
– Не переживай, девочка, – сказала медсестра, поглаживая Настю по руке, – Мы всего лишь избавим тебя от ненужного бремени. Ты ведь и сама была ему не рада, так ведь?
Несмотря на столь расплывчатую формулировку, до Насти дошёл смысл сказанного. И она ужаснулась.
– Вы хотите сделать мне аборт?
– Да, деточка. Нам нужен твой малыш. А тебе нет, так ведь? Ты же не хотела рожать?
Да, с одной стороны, Фейма была права. Настя не собиралась рожать в столь раннем возрасте. Эту беременность следовало считать неудачей. И, пожалуй, сутки назад она бы и сама рада была избавиться от ребёнка.
Но теперь она почему-то не хотела этого. Что-то в ней переменилось, надломилось. Она не могла пока объяснить себе, что именно. Лишь смутно осознавала, что не хочет делать аборт. И уж тем более не хочет делать его в таких убогих условиях.
К тому же её напугали слова Феймы. «Нам нужен твой малыш» – это звучало как-то мерзко, зловеще и бесчеловечно. Что значит «нужен»? Они собираются не только вырезать плод, но и потом как-то его использовать?
– Нет, – сказала она, – Я не согласна. Я хочу оставить ребёнка.
– Боюсь, что это невозможно, дорогая. Это нужно сделать.
Фейма говорила, не глядя на Настю. Она что-то делала на столике у изголовья кушетки. По всей видимости, готовила инструменты. Настя приподняла голову и глянула на столик и увидела несколько скальпелей, щипцы и шприц, уже чем-то заправленный.
– Я не хочу, – сказала
