он отразил ее удар своей палкой, аж рука заболела.
– Хорошо, – сказал голос.
Она не знала, с кем сражается – скорее всего с кем-нибудь из послушников. Голос она не узнала, но слуги Многоликого Бога, как известно, меняют голоса с той же легкостью, что и лица. В Черно-Белом Доме, кроме нее, жили двое слуг, трое послушников, повариха Умма и два жреца – добрый человек с призраком. Другие приходили и уходили, иногда потайными ходами, но эти пребывали здесь неизменно – значит, на нее напал кто-то из них.
Девочка метнулась вбок, услышала позади шум, повернулась туда, ударила, не попала. Палка противника ткнулась ей между ног, оцарапав голень. Девочка стукнулась коленкой об пол так сильно, что прикусила язык – и замерла неподвижно, как камень. Где же он?
Сзади, смеется. Он ловко съездил ей по уху, зацепил костяшки пальцев. Бет выронила палку и зашипела.
– Ладно, подними, – сказал голос. – На сегодня с битьем покончено.
– Так я тебе и далась меня бить! – Девочка, встав на четвереньки, нашарила палку и вскочила – грязная, в синяках. Все тихо – ушел или стоит у нее за спиной? Дыхания вроде не слышно. Выждав еще немного, она отложила палку и снова взялась за работу. Она бы его до крови измолотила, будь у нее глаза. Когда добрый человек их вернет, она всем покажет.
Старуха уже остыла, брави стал коченеть. Девочка привыкла: теперь она больше времени проводила с мертвыми, чем с живыми. Ей недоставало друзей, которых она завела, будучи Кошкой-Кет: старого Бруско с больной спиной, его дочек Талеи и Бреи, скоморохов с «Корабля», Мерри с ее девушками из «Счастливого порта» и прочего портового отребья. Но больше всего, сильнее даже, чем по глазам, она скучала по Кошке. Быть Кошкой ей нравилось больше, чем Солинкой, Голубенком, Лаской и Арри. Кошка погибла вместе с певцом… Добрый человек говорил, правда, что ее все равно лишили бы глаз, чтобы научить пользоваться остальными четырьмя чувствами – слепые послушники в Черно-Белом Доме не новость, – но ведь не на полгода же и не в таком юном возрасте. О содеянном девочка не жалела: Дареон как дезертир из Ночного Дозора заслуживал смерти. Так она и сказала доброму человеку.
«Разве ты бог, что решаешь, кому жить, а кому умереть? – спросил он. – Мы даруем смерть лишь тем, кого отметил сам Многоликий, после молитв и жертвоприношений. Так было всегда. Я рассказывал тебе историю нашего ордена, говорил, как первый из нас откликнулся на молитвы жаждавших смерти рабов. Один раб просил смерти не себе, а хозяину; он молился горячо, предлагая взамен все, что у него есть. Наш первый брат подумал, что Многоликому будет угодна такая жертва, и в ту же ночь исполнил желание раба, а ему самому сказал: «Ты обещал за эту смерть все, что имеешь, но у раба нет ничего, кроме жизни – ее ты и отдашь богу. Отныне и до конца своих дней ты будешь служить ему». С тех пор нас стало двое. – Пальцы жреца ласково, но крепко охватили руку девочки. – Люди – лишь орудия смерти, а не сама смерть. Убив певца, ты присвоила себе права бога. Мы убиваем людей, но не беремся их судить, понимаешь?»
Она не понимала, но ответила
