щеки заливает краска. Ее отец, покойный старший брат Свинки! Что сейчас с ней, Далматикой? Как поступил с ней Скавр? Со дня той встречи со Скавром у себя дома Сулла ни разу ее не видел. Ходили слухи, что Скавр вообще запретил ей высовывать нос из дому.
– Между прочим, – заметил Сулла, – я слышал из одного надежного источника, что Поросенок скоро весьма выгодно женится.
Вечер воспоминаний был немедленно прерван.
– А я ничего такого не слышал! – проговорил несколько обескураженный Рутилий Руф: он считал наиболее надежными источниками сведений в Риме свои собственные.
– И тем не менее это святая правда, Публий Рутилий.
– Так просвети меня!
Сулла бросил в рот миндальный орешек и, прежде чем заговорить, некоторое время жевал.
– Славное вино, Гай Марий, – одобрил он, наполняя свой кубок из кувшина и отпуская слуг. Потом он разбавил вино водой.
– О, прекрати его дразнить, Луций Корнелий! – взмолился Марий. – Публий Рутилий – самый отчаянный сплетник в Сенате.
– С этим я готов согласиться. Будь иначе, мы не получали бы в Африке и Галлии столь забавные письма, – улыбнулся Сулла.
– Кто она? – вскричал Рутилий Руф, не желая отступать.
– Лициния Младшая, дочь нашего претора по делам римских граждан Луция Лициния Красса Оратора собственной персоной.
– Да ты смеешься! – отпрянул Рутилий Руф.
– Вовсе нет.
– Но она совсем ребенок!
– Я слышал, что накануне свадьбы ей как раз стукнет шестнадцать.
– Чудовищно! – промычал Марий, сводя брови.
– О, этому нет оправдания! – искренне опечалился Рутилий Руф. – Восемнадцать – вот подходящий возраст для замужества, и ни днем раньше! Мы – римляне, а не восточные дикари, лакомые до малолетних девчонок!
– В конце концов, самому Поросенку немногим больше тридцати, – отмахнулся Сулла. – Что тогда сказать о жене Скавра?
– Чем меньше говорить об этом, тем лучше! – отрезал Публий Рутилий, беря себя в руки. – Учти, Красс Оратор заслуживает всяческого восхищения. В этой семейке хватило бы денег на сотню приданых, однако он все равно отлично пристроил своих дочек. Старшая – за Сципионом Назикой, ни больше ни меньше, а младшую теперь выдают за Поросенка, единственного сыночка и наследничка. Я склонен осуждать скорее Лицинию Старшую: надо же, выйти в семнадцать лет за такого грубияна, как Сципион Назика! Представляете, она уже беременна!
Марий хлопнул в ладоши, подзывая слугу.
– Отправляйтесь-ка вы по домам, друзья! Раз беседа вырождается в бабьи сплетни, то, значит, все прочие темы уже исчерпаны. «Беременна»! Твое место – на женской половине, Публий Рутилий!
Все гости явились к Марию на ужин с детьми, и все дети уже спали, когда компания разошлась. Держался один Марий-младший; остальных родителям пришлось
