То, что принцепс Сената Скавр воспрепятствовал избранию Суллы претором, ни для кого не было секретом; и тем не менее о причинах догадывались немногие. Некоторые утверждали, что виной всему было увлечение Далматики Суллой, однако после жарких дебатов общее мнение свелось к тому, что подобное объяснение слишком поверхностно. Сам Скавр представлял дело так, будто он дал ей достаточно времени, чтобы она самостоятельно осознала ошибочность своего поведения, а потом выяснил с ней отношения (по его словам, обходительно, но с должной твердостью), из чего опять же не делал тайны ни от своих друзей, ни на Форуме.
– Бедняжка, это должно было случиться, – сочувственно делился он с каким-нибудь сенатором, убедившись, что его слышат и другие, прохаживающиеся неподалеку. – Я, правда, надеялся, что она выберет кого-то другого, а не беспомощную креатуру Гая Мария, но, увы… Впрочем, готов признать: внешне он довольно привлекателен.
Цель была достигнута мастерски: знатоки политики на Форуме и члены Сената решили, что истинная причина неприятия Скавром кандидатуры Суллы заключается в известной всем и каждому связи между Суллой и Гаем Марием. Ведь Гай Марий избирался консулом шесть раз – беспрецедентный случай! – и карьера его была уже на изломе. Его лучшие дни остались в прошлом, и он уже не мог заручиться достаточным количеством голосов, чтобы быть избранным в цензоры. Это означало, что Гай Марий, заслуживший прозвище Третьего основателя Рима, так никогда и не достигнет величия наиболее знаменитых консуляров, которые затем все без исключения становились цензорами. В раскладе римской власти Гай Марий представлял собой битую карту, скорее любопытный экспонат, нежели реальную угрозу, человека, которого может превозносить разве что третий класс.
Рутилий Руф налил себе еще вина.
– Ты действительно намереваешься отправиться в Пессинунт? – спросил он Мария.
– Почему бы и нет?
– Как – почему? Я бы еще понял, если бы речь шла о Дельфах, Олимпии, даже Додоне. Но Пессинунт? Это же в глубине Анатолии, во Фригии! Самая заброшенная, самая суеверная и неудобная дыра на свете! Ни капли благородного вина, ни одной пристойной дороги – одни тропы для вьючных ослов! Сплошь грубые пастухи, галатийские дикари! Ну, Гай Марий! Уж не Баттака ли ты собрался лицезреть – в его расшитой золотом мантии и с драгоценными камнями в бороде? Так вызови его опять в Рим! Уверен, он будет только рад возможности продолжить знакомство с нашими матронами – некоторые из них до сих пор безутешно оплакивают его отъезд.
Марий и Сулла начали смеяться задолго до того, как Рутилий Руф закончил свою пламенную речь; напряженная обстановка, в какой до этого проходил вечер, неожиданно рассеялась, и они снова почувствовали себя вполне свободно в обществе друг друга.
– Ты хочешь взглянуть на царя Митридата, – произнес Сулла, и это был не вопрос, а утверждение.
У обоих его собеседников взлетели вверх брови. Марий хмыкнул:
– Что за невероятное предположение? Откуда у тебя такая мысль, Луций Корнелий?
– Просто
