то покажем италийским соседям, что боимся их. Мы покажем им, что новый закон направлен не на то, чтобы карать преступников. Нет, он преследует цель подавить в зародыше всякое будущее сопротивление. И чье? Наших же италийских соседей! Тем самым мы откроем свои опасения насчет того, что им куда легче заглотнуть нас, чем нам – их. Столь строгие меры и такие несвойственные Риму действия, как использование платных осведомителей и вооруженных телохранителей, будут свидетельствовать о том, что мы испытываем чудовищный страх, что мы слабы – да, слабы, а не сильны, учтите это, отцы-сенаторы и квириты! Человек, чувствующий себя по-настоящему в безопасности, не прибегает к охране из бывших гладиаторов и не косится через плечо. Человек, чувствующий себя по-настоящему в безопасности, не предлагает вознаграждения за сведения о своих врагах.
– Чепуха! – пренебрежительно бросил принцепс Сената Скавр. – Платные осведомители – уступка здравому смыслу. Это облегчит геркулесову задачу, стоящую перед судами, которым придется разоблачать фальсификаторов десятками тысяч. Любой способ, облегчающий и сокращающий процедуру, является желательным. То же можно сказать и о вооруженных телохранителях. Они предотвратят выступления и бунты.
– Слушайте, слушайте! – раздалось из разных концов зала. Послышались аплодисменты.
– Я и сам вижу, что обращаюсь к тем, чьи уши превратились в камень, – молвил Рутилий Руф, горестно пожимая плечами. – Как жаль, что лишь немногие из вас умеют читать по губам! Тогда позвольте мне закончить следующими словами: если мы узаконим платных осведомителей, то заразим нашу любимую родину страшной болезнью, которая будет терзать ее много десятков лет. Наушничество, шантаж, сомнение в друзьях и родне! Повсюду найдутся люди, способные на любую низость ради денег, – что, я не прав, Марций Филипп? Мы спустим с поводка нечисть, которая давно уже завелась во дворцах заморских царей и ползет изо всех щелей там, где людьми правит страх и где действуют репрессивные законы. Останемся же теми, кем были всегда, – римлянами! – Он сел. – Это все, Луций Лициний.
Никто не аплодировал, только по залу пронесся легкий шумок, а Гай Марий широко ухмыльнулся.
«Да, – думал Марк Ливий Друз, видя, что заседание идет к концу, – это действительно все. Принцепс Сената Скавр выиграл, Рим проиграл. Разве те, чьи уши превратились в камень, способны расслышать Рутилия Руфа? Устами Гая Мария и Рутилия Руфа говорил здравый смысл – ясный, как день, доступный, казалось бы, и слепцу. Как сказал Гай Марий? Жатва смерти и крови, несравнимая с урожаем засеянных драконовых зубов! Беда в том, что мало кто из них знаком с италиками, если не считать нечастых сделок и межевых споров. Откуда им знать, – печально размышлял Друз, – что в душу любого италика давно заронено семя ненависти и мести, которое только ждет своего часа, чтобы взойти? Я сам ничем не отличался бы от остальных, если бы случай не свел меня с Квинтом Поппедием Силоном на поле брани».
Его зять Марк Порций Катон Салониан сидел неподалеку, на верхнем ярусе. Добравшись
