кожаных доспехах и рогатых шлемах. Среди них был тот, кого называли Тургун.
Пальцы Грехта до боли впились в мое запястье. Я поморщилась.
– Он тебя видел? – спросил таким тоном, что паясничать и умничать резко перехотелось.
– Нет, – честно ответила я. – Они поскакали к пещерам. Пожалуйста, не сжимай так руку, мне больно!
Хватка ослабла, но раскаяния в глазах Грехта я не увидела. Кажется, он до сих пор был недоволен моим непослушанием.
– Почему ты вышла? – Он указал на лежавшую справа котомку. – И зачем взяла с собой вещи?
– Потому что хозяйственная! – неожиданно взорвалась я. – Слушай, ты сам сказал – тут некого опасаться и даже хищники трусливые! Но как-то совсем не упомянул, что могут шастать и другие хищники – двуногие! Они говорили о нас: женщине и змеелове. Так как других таких тут нет, смею предположить, что речь шла именно о нас! К тому же настроение у них было крайне не миролюбивое.
Выражение лица Грехта изменилось. Раздражение, почти злость, сменилось недоумением. Повисла тишина. Ну, что еще?
Он неожиданно запрокинул голову и громко расхохотался. М-да. Но уже не собирается придушить – и то хлеб. Я мрачно потирала запястье.
– Чему ты так смеешься, о Молот?
Прозвище почему-то заставило его резко прекратить веселье. Однако в глазах все еще плясали задорные искорки.
Он присел возле котомки и поманил меня.
– Иди сюда.
Осторожно приблизившись, я присела рядом и уставилась на него.
Грехт что-то достал из котомки и протянул на раскрытой ладони. Продолговатый овальный камешек темно-зеленого цвета. На солнце красиво переливается, словно галиотис.
– Это змей-амулет, камень, которым одарил нас Чиу. Мощи этого хватает, чтобы сделать невидимыми нас двоих да еще и лошадь.
Ну замечательно! Появилось желание треснуть его по золотистой макушке. Как все прекрасно и замечательно, все продумано! Только мне об этом не сказали ни слова. Хотя со стороны – весьма благородный поступок. Ведь под невидимым покровом он оставил меня в шалаше, а сам помчался на охоту.
Я посмотрела на него исподлобья.
– Ну а мне сказать ты мог?
В серых глазах мелькнула тень сомнения. Грехт явно не рассматривал такой способ предупреждения, однако уже не стремился в чем-то обвинять. Закрыл котомку, посмотрел на меня.
– Ты же дочь Чиу, должна была…
Я помотала головой.
– Хотелось бы, но ничего подобного. Пока что я как слепец.
Грехт продолжал смотреть на меня. От этого по коже пробежали мурашки. Сердце вдруг застучало часто-часто, а внутри все замерло в каком-то сладостном ожидании. На миг исчезло все вокруг: и прозрачная вода озера, и галька под ногами, и заросли.
Серые глаза Грехта стали расплавленным серебром. Кто его такого создал? Я облизнула пересохшие
