жаль. Я так виновата.
Ага, вот он, мой шанс. Я уцепился за него, позабыв про всякое благородство, и тут же пожалел об этом. Но мне было горько, а горечь толкает человека на дешевые выходки.
– Виновата? – вежливо удивился я. – Да в чем же?
Одри растерялась, как я и рассчитывал.
– В том… в том, что случилось.
– Милая Одри! Любой совершил бы ту же ошибку. Я не удивляюсь, что ты приняла меня за грабителя.
– Да я не про то! Я о том, что случилось пять лет назад.
Я расхохотался. Смеяться мне совершенно не хотелось, но я уж постарался, как сумел. И был вознагражден – я видел, что ее покоробило.
– Неужели ты еще нервничаешь? – я снова рассмеялся. Таким вот веселым и жизнерадостным был я в это зимнее утро. Короткий миг, когда мы оба могли бы растаять, миновал. В ее синих глазах зажегся блеск, подсказавший мне – между нами опять война.
– Я ничуть не сомневалась, что ты переживешь! – бросила Одри.
– Да мне было-то всего двадцать пять. В двадцать пять сердце не разбивается.
– Твое, Питер, вряд ли вообще когда разобьется.
– Это что, комплимент? Или наоборот?
– Ты-то, разумеется, считаешь, что комплимент. А я подразумевала, что тебе недостает человечности.
– Такое вот у тебя представление о комплименте.
– Я сказала «у тебя».
– Наверное, пять лет назад я был прелюбопытной личностью.
– Да.
Говорила Одри раздумчиво, будто бы сквозь годы бесстрастно исследовала неведомое насекомое. Такое отношение раздосадовало меня. Сам я мог отстраненно анализировать того, кем некогда был, но определенную привязанность к прежней своей личности еще сохранял, а потому почувствовал себя уязвленным.
– Полагаю, ты относилась ко мне не иначе, как к людоеду?
– Да, скорее всего.
Мы опять помолчали.
– Я не хотела оскорбить твои чувства. – Это было самое обидное замечание. Именно я хотел оскорбить ее чувства. Но она не притворялась. Она действительно испытывала – да, думаю, и сейчас испытывает – неподдельный ужас передо мной. Борьба оказалась неравной. – Ты бывал очень добр, – продолжала она, – иногда. Когда случайно вспоминал, что надо быть добрым.
Лучшей похвалы у нее для меня не нашлось, а эти слова вряд ли можно было счесть за панегирик.
– Ладно, – заключил я, – ни к чему обсуждать, каким я был и как поступал пять лет назад. Как бы там ни было, ты спаслась от меня бегством. Давай вернемся к настоящему. Что нам теперь делать?
– Ты считаешь, ситуация неловкая?
– В общем, да.
– И одному из нас следует уехать? – с сомнением продолжила она.
– Вот именно.
– Но я никак не могу.
– Я тоже.
– У меня тут дело.
– И у меня тоже.
– Я должна находиться
