сердито спросила Амелия. – Вы имеете в виду меня на сцене в наряде на манер девиц из варьете?
Амелия не презирала танцовщиц, потому что прекрасно понимала, что им приходится этим заниматься не по своей воле. Но знала также, что чаще всего к ним относятся с презрением, отвращением, как к людям низшего сорта. Амелия научилась притворяться, знала, как полагается себя вести на людях, которые считали её «добропорядочной христианкой». Язвительным тоном она недвусмысленно намекнула, что добропорядочная христианка ни за что не унизится до балагана.
Мистер Лайман изменился в лице.
– Это не совсем выступление, скорее демонстрация.
Амелия приподняла бровь.
– Мистер Барнум предлагает мне демонстрировать себя? Он много на себя берёт.
Слово «демонстрировать» было произнесено с крайним негодованием.
На этом мистер Лайман, казалось, стушевался, с трудом пытаясь подобрать нужные слова, чтобы исправить оговорку.
– Видите ли, Мистер Барнум хотел бы вам предложить… плавать в аквариуме…
– Должно быть, в таком наряде, что любая порядочная дама постыдилась бы появиться на людях.
Теперь Амелии даже забавлялась, наблюдая за отчаянными потугами гостя сообразить, как же выпутаться из ловушки, в которую он сам же себя ненароком загнал. Глядишь, скоро совсем позабудет, зачем вообще сюда явился. Вот тогда-то она его и спровадит восвояси. А потом, пожалуй, стоит подумать, как быть дальше. Ей отнюдь не улыбалось всю жизнь на суше скрываться от ловкачей вроде мистера Лаймана, рыскающих в поисках чудес только ради барыша.
Мистер Лайман отставил чашку.
– Я прошу прощения, миссис Дуглас. Я ни в коем случае не намеревался ставить под сомнение вашу безупречную добродетель.
Он умолк, потом было собрался что-то добавить, но осёкся и глубоко вздохнул.
С этим вздохом вырвались смятение, сумасбродство, крушение надежд и утрата веры. Потом взглянул на неё, и в его глазах остался лишь стыд и печаль.
Эта печаль стала роковой, поразила в самое сердце, пробудила жалость, и Амелия расправила плечи, пытаясь защититься от его слов воображаемым панцирем, потому что понимала – сейчас прозвучит правда, против которой она была беззащитна.
– У мистера Барнума есть друг, Мозес Кимбол, директор музея в Бостоне, – сообщил Леви Лайман, уставясь в очаг, словно больше не решаясь взглянуть на Амелию. – Мозес привез Барнуму диковинку для показа в Американском музее – так называется заведение мистера Барнума. Это оказался скелет русалки.
Амелия едва не ахнула от испуга. Не может быть!
Неужели останки её соплеменника вынесло приливом на берег? Но тут он продолжил, и вспыхнувшее смятение улеглось.
– Конечно, это был обман. Любой болван бы заметил, что к мумии обезьяны просто пришили рыбий хвост. Но это натолкнуло мистера Барнума на одну идею, а любой, кто с ним знаком, прекрасно знает, что он по мелочам не
