стройматериалы, которые расходятся по всей Директории.
– А как же люди? – спросил Давиан, описав рукой дугу по площади, обводя немногочисленных людей. – Они могут делать то, что захотят? Э-э-м-м, я имею в виду, что…
– Я понял, – перебил Форос юношу. – Даже партийцы не имеют права заниматься тем трудом, который вне компетенции их Района, – ответил Форос, снова обвалившись всей массой на посох и Давиан пометил малозаметную черту – его наставнику трудно подолгу удерживать такую массу тела без опоры.
– Как так?
– Вот так вот. Вчера я лично казнил партийца, который был замечен за плетением шарфа. Мы тут этим не занимаемся, так постановил народ, а он себя осквернил классом «Мелкий рабочий».
«Убить человека ради мелкого идеала?» – спросил Давиан у себя и тут же решил оправдать это. – «Видимо значимый идеал был, раз такое произошло» – и сию секунду поспешил развеять сомнения по поводу значимости идей, за нарушение которых без зазрений совести лишают жизни:
– И ради чего это? – Давиан сложил руки на груди и посмотрел в слабо тлеющие угольки Фороса, в глазницах, которые моментально заполыхали адским пожарищем, и полилась механическая речь, через которую прозвенели ноты далеко не-машинного фанатизма:
– Всё ради великой цели единства и славы нашей родины, ради поддержания коммунистического идеала безденежья и естественного обмена между трудовыми коммунами, то есть Районами.
– Это как?
– В далёкие времена, когда хозяйства производили разнородную продукцию, и наступила эры рыночного хаоса, деньги нужны были для товарного обмена, порождённого беспорядком свободной торговли. А тут нет этого… нет рынка, нет свободного обмена, а есть централизованной распределение. Вот представь, если бы Районы могли производить разную продукцию? На кой они были бы нужны друг другу? Стали бы естественным образом появляться рынки и всё вернулось обратно, а лишив Районы права на разнородное производство и специализировав их труд, мы получили единство. Так теперь один Район не может без другого и все понимают – вынь один кирпичик из монументальной постройки и всё рухнет, погребя под новым кризисом миллионы людей. А если есть обмен, то зачем нам деньги? Таким образом мы установили торжество не-рыночного общества, без денег.
– Ну а личный труд зачем…, – растерялся парень, не зная, какое слово поставить и использовал первое попавшееся, – побивать? – растерянно спросил Давиан.
– Юноша, ты должен понимать, что мелкое, ведёт к большему… малыми шагами мы развращаем себя все больше и больше. Сегодня он сделает что-то личное, а завтра попытается поменять это на что-то иное, ставя несанкционированную трудовую деятельность выше обменного народного хозяйства, а послезавтра они придумают валюту – так родятся деньги, и мы придём к тому, с чего начали.
Парень сделался отстранённым, а выражение его лица стало подобным вездесущей серости, и опустив руки, с глазами, наводненными роящимися сомнениями
