и оно. Бывало, он бродил один по центральным улицам большого города, смотрел на проезжающие мимо автомобили, мигавшие ему то правой, то левой фарой, поочередно закрываемых придорожными столбами, и думал: «Все они куда-то спешат… А я вернусь домой, лягу спать, а завтра утром опять пойду в техбюро… Пройдет еще один день. Настанет вечер. Ночь. Снова день… Зачем?!.»
Он чувствовал себя на обочине жизни. Жизнь представлялась ему мчащимся поездом. Одни в нем едут, стремясь на ходу перебраться из общего вагона в плацкартный, из плацкартного в купейный, оттуда в СВ… Другие плюют на «карьеру», вылезают на крышу и дышат вольным ветром. Или улетают на сделанных себе крыльях… А он идет вдоль путей. Время от времени вскакивает на подножку бегущего мимо поезда и тогда жадно глотает тугой пьянящий воздух, и ему кажется, что он летит над землей… Но вдруг замечает, что он опять стоит на обочине, а поезд жизни мчится мимо. Там плачут, смеются, ругаются, любят и ненавидят… А он только смотрит на все это со стороны. Аутсайдер жизни…
Регулярный дневник он бросил вести еще в школе и теперь лишь делал в каких-то блокнотиках и на случайных клочках записи своих мучительных мыслей. «Главная задача – заставить себя жить. Научить себя любить жизнь. Доказать себе, что ты все-таки достоин ее. Выискивать в своей душе крохи доброго, человеческого, возвышенного, поднимающего тебя над зверем. И, цепляясь за них, жить, впадая в отчаяние всякий раз, как только обнаружишь их исчезновение». «Жить для меня, значит страдать. Когда я страдаю, тогда-то я и живу». «Мы все приговорены к разным срокам телесного заключения. Сроки неизвестны, но все пожизненные». «Такие люди, как я, не живут. Они просто не умирают. Долго-долго, пока не устанут…» «Если не думать о жизни, мысль о смерти в голову не приходит. Мысли о смерти приходят, как только задумываешься над жизнью…» «Жизнь бессмысленна, как и смерть. Смысла не существует. Жизнь теряет всякий смысл, стоит только о нем задуматься. Надо уметь просто жить. Если этого не можешь, то будешь не жить, а мучиться и мечтать о смерти, которая бессмысленна, как и жизнь». Научиться любить жизнь прежде ее смысла, по совету одного из героев Достоевского, у Бориса не получалось.
Доводы знакомых, что осознание конечности нашей жизни как раз и придает ей смысл, ему не помогали. Для него смерть обессмысливала в жизни все, включая и ее самое. Смерть была не просто рядом, а в нем самом. Рядом или где-то вдалеке была гибель – возможность попасть под машину, например. Смерть же была частью его самого и потому всегда с ним, даже когда ее не было в памяти и сознании. Той самой частью, которая неотлучно пребывала в глубине его существа. «О, злее зла зло это!..»
Глава 2
Любовь человеческая
Нехорошо быть человеку одному.
«Несчастный случай»
Брешь в стене одиночества возникла хоть и не скоро, но вовремя, у последней черты.
