собственная святость» (L 1234). Но вскоре гораздо более мрачные ноты стали звучать в голосе Макиавелли: «Никто не знает ничего определенного о том, что стоит за действиями папы», и даже личный посол Юлия II «совершенно поражен» предприятием в целом, так как довольно «скептически настроен в отношении того, есть ли у папы ресурсы», чтобы осуществить задуманное (L 1244). Макиавелли пока не был готов открыто осудить Юлия II, поскольку все еще считал возможным, что, «как и в кампании против Болоньи», «исключительная отвага и авторитет» папы смогут обратить безумный штурм в неожиданную победу. Однако в основном он чувствовал себя разочарованным. Макиавелли откровенно разделял замечание Роберте об эффекте, произведенном Юлием II, – «как будто он получил санкцию от Господа Бога на то, чтобы разрушить этот мир» (L 1270). И добавлял с непривычной торжественностью, что папа, по-видимому, «склонен погубить христианство и достичь полного уничтожения Италии» (L 1257).
Это мнение о действиях папы в неизменном виде появляется на страницах «Государя». Макиавелли, во-первых, признает, что, хотя Юлий II «стремительно продвигает свои планы», он «всегда успешен, даже в своих наиболее нереальных проектах». Однако Макиавелли продолжает настаивать, что такая удача всегда была возможна только из-за благоприятствующих планам папы условий «времени и обстоятельств», и потому ему никогда не приходится платить за свои безрассудства. Несмотря на успехи папы Макиавелли чувствует удовлетворение по поводу того, что политическая прозорливость его не подвела. Общепризнан тот факт, что Юлий II достиг своими стремительными действиями того, чего до него не сумел достичь ни один понтифик, и что по здравом рассуждении вообще вряд ли могло быть когда-либо достигнуто. Но это происходило только благодаря тому, что жизнь Юлия II была коротка, и поэтому он оставил о себе впечатление великого лидера среди людей. «Если придет время, когда ему придется действовать с осторожностью, это будет моментом его падения, ведь он никогда не сможет отказаться от тех способов, к которым его направляет собственная природа» (91 – 92).
Между 1506 годом – временем нахождения Макиавелли в посольской миссии при папском дворе – и его очередным приездом во Францию в 1510 году Макиавелли продолжал дальнейшую деятельность за пределами Италии. В это время у него появилась возможность оценить личность и деятельность другого значительного политика – Максимилиана, императора Священной Римской империи. Решение синьории сформировать делегацию послов возникло из-за беспокойства по поводу планов императора двинуться на Италию и быть коронованным в Риме. Огласив это намерение, он потребовал у Флоренции значительную сумму, чтобы восполнить собственную хроническую нехватку финансов. Синьория совсем не желала этого делать, а тем более – видеть войска Максимилиана на своей территории. Поэтому необходимо было знать степень серьезности этих планов. В июне 1507 года Франческо Веттори[7] был послан выяснить намерения Максимилиана,
Франческо Веттори (1474 – 1589), государственный деятель Флорентийской республики и дипломат; был другом Макиавелли в последние годы его службы государственным секретарем. После реставрации Медичи был послом Флоренции при дворе папы римского Льва X (Джованни Медичи).
