жизненном пути, Макиавелли пришел к следующему выводу: существует главный урок для сильных мира сего, который большинство из них не захотели выучить. В результате их планы проваливались или же были успешны только благодаря удаче и ни в коей мере не строились на внутренней логике политических ходов. Общим слабым местом явилась полнейшая неспособность этих государственных деятелей действовать гибко, сообразно меняющимся обстоятельствам. Чезаре Борджиа был самоуверен до одержимости, Максимилиан всегда оставался излишне осторожным и колеблющимся, Юлий II – импульсивным и торопящим события. И все они совершенно отказывались признать тот факт, что их действия могли бы быть гораздо более успешными, если бы только они [эти политики] попытались приспособить устремления собственных характеров к требованиям времени, вместо того чтобы стараться переплавить конкретное время в огне собственных страстей.
Макиавелли поместил эти наблюдения в самую сердцевину своих трудов – в часть трактата «Государь», посвященную анализу политического лидерства. Однако собственная точка зрения на данную проблему сформировалась у него ранее, во время активной дипломатической деятельности. Более того, из его труда «Искусство дипломатии» становится ясно, что данный вывод сложился не только благодаря личным встречам, но и в результате знакомства с речами и документами искусных политиков. Первый прецедент произошел в день избрания папы Юлия II, когда Макиавелли вступил в беседу с Франческо Содерини, кардиналом Вольтерры и братом Пьеро Содерини, главой магистрата Флоренции («гонфалоньером»). Кардинал уверял, что «за все прошлые годы город никогда не возлагал столько надежд на папу, как это имеет место с избранником настоящего времени». «Но если бы только можно было знать, – добавлял он тут же, – как с этим временем жить в согласии…» (L 593). Спустя два года Макиавелли натолкнулся на подобное суждение во время переговоров с Пандольфо Петруччи, правителем Сьены (о нем он впоследствии с восхищением упоминает в трактате «Государь» как о «необыкновенно талантливом деятеле» (85). Синьория направила Макиавелли выяснить подоплеку хитросплетений и интриг, сопутствующих отношениям Петруччи с Флоренцией (L 911). Государственный муж заметил с нахальством, поразившим Макиавелли: «Желая сделать как можно меньше ошибок, я руковожу моим правительством день за днем и час за часом делаю то, что мне полагается делать, – просто потому, что время гораздо сильнее наших самых лучших умов» (L 512).
Хотя высказывания Макиавелли о правителях современной ему эпохи характеризуются жесткой критикой, было бы ошибкой считать, что он относился к собственному архиву только как к летописи преступлений, безрассудных причуд и неудач сильных мира сего. В определенные моменты дипломатической карьеры он мог наблюдать, как вопросы политики принимались и решались не только с вызывающим неподдельное восхищение мастерством, но и в манере, оказавшей значительное влияние на формирование его теории политического лидерства. Один
