и дорогой сосуд;
Овален он и с ручкою узорной.
«Боюсь разбить!», – промолвила, назад
Кладя сосуд, что лишь на миг был взят.
И далее Марии шаг стремится
Чрез комнаты, которых – вереницы.
Богатый зал, – украшен пышно он;
Вот будуар, что негам посвящен;
Повсюду вкус, но нет нигде порядка.
Корзины роз, горшки везде стоят,
Амбросия и нард и амбра сладко
По воздуху струят свой аромат.
Все осмотрев, Мария увидала
Ряд туфелек, Киприды покрывало,
Прелестную тунику, всю из роз,
И обручи златые для волос;
И поясок богатый замечает,
Подумавши: «Наверно, украшает
Такой наряд! К лицу мне будет он!
Попробуем! Все дело – на мгновенье;
Я здесь одна, и в этом помещеньи
Не будет мой покой никем смущен!»
Не легкое для Девы дело это:
Нет опыта у ней для туалета!
А срок летит, и Дева наугад
Накинула с неловкостью наряд.
Но зеркало, допрошенное ею,
Ответило: «Венера – не милее!»
Взор устремив, восхищена собой
Промолвила она: «Амуров рой,
Не правда ль, быть вам матерью могла я?!»
И вдруг пред ней Амуров легких стая
Является и, окружив, твердит:
«О, юная мамаша! Для чего вы
Свою красу удваивать готовы?!»
В ответ она, в смущении, молчит;
Оправившись, свой нежный смех дарит
Встревожившим ее на миг ребятам.
Амуры льют ей воду с ароматом
И, под ноги ей дружно набросав
Ясмина цвет, а также розы красной
И за руки друг друга сладко взяв.
Скрываются шепча: «Она прекрасна!»
Известно всем, что яд похвал силен!
Нежданностью случайного явленья
Рассудок был Марии опьянен.
Она глядит на то изображенье,
Где с нежною Кипридой Адонис,
Творя детей, за дело принялись.
Опасная картина возбуждает
Марии дух, и краскою тогда
Особенной, не краскою стыда,
Желание ей щеки заливает.
Она вошла в последний самый зал,
А там кровать подушек пурпур чудный
Образовал и лишь присесть он звал,
Она ж в постель ложится безрассудно.
В рассеяньи, подняв взор томный свой,
Поражена она своей красой
И прелестью недавно обретенной
И верностью зеркал отображенной.
С улыбкою, и руки разметав,
Ты замерла тихонько, прошептав:
«О, мой Панфер, – кого я так любила!
О,
