почти остановилось. Картинки, которые ему удавалось увидеть, помогали мало – это все время было запертое помещение, окно с деревянной рамой, причем погода за окном менялась по какому-то капризу, как будто это было не прошлое, а книга или чистая фантазия. Но ни одна книга не могла бы так подействовать на воображение, да и все прочитанные им тексты он помнил.
Неделя, назначенная им для этого этапа работы, подходила к концу, и тут Лунин начал осознавать, что задача оказалась сложнее, чем он думал. «Бросить» это он, однако, уже не мог, и не потому, что ему очень сильно хотелось продолжать, но как-то ясно было, что настоящая работа без этого не начнется. Иногда он все же пробовал сочинять короткие этюды – правда, только в уме, а не на бумаге – и каждый раз сталкивался с тем, что состояние его становилось хуже, а работа останавливалась. Медитации даже как будто были полезнее и продуктивнее. Но ни к каким текстам они не приводили.
Наконец, его сознание зачерпнуло такой глубокий пласт, что и медитации почти остановились. Двигаться дальше было некуда. В памяти что-то оставалось, но это «что-то» извлечь было невозможно. И в первый раз чувство зря теряемого времени больно укололо его. Разбрасываться такими драгоценными вещами, как время, Лунин не привык.
Еще несколько дней он провел, не работая вовсе – ни над текстами, ни над сознанием. Горечь тяжелого поражения подступала изнутри, отравляя душу, но он не поддавался этому настроению. Надо было, однако, что-то делать. Находиться в абсолютной пустоте он не мог.
Эта остановка не могла быть долгой, но пока она продолжалась, дни следовало чем-то занять. Сидеть в кафе или дома в номере и пялиться попусту в окно было откровенно глупым занятием, а вернуться к чисто философской, а не художественной работе Лунин уже не хотел – хотя, скорее всего, она бы у него получилась, как и раньше. Но впереди маячили новые, и очень заманчивые творческие перспективы, отказываться от которых было попросту жаль. Всякое дело, раз уж оно начато, надо доводить до логического конца.
Когда настал день праздника, решение все-таки посетить его у Лунина уже совсем созрело. Кириллов был прав: это был не более чем один вечер. В конце концов, легкая встряска и новые впечатления, может быть, даже пошли бы ему на пользу и оживили воображение. Медитации и тексты никуда не делись бы. По крайней мере, за один вечер, проведенный в гостях, в теплой дружеской компании.
6
Решившись окончательно, Лунин с легкой душой направился к себе в гостиницу – поворотный момент застиг его, как обычно, на прогулке. Вокруг опять все опустело, людей не было. «Наверное, все на празднике», – подумал он, стараясь придать ситуации комический оттенок. Это должно было сгладить ощущение, что он занимается чем-то не тем.
Дверь в номер была приоткрыта, как и в прошлый раз, в первый вечер в этом городе. Наверное, Кириллов опять зашел, подумал Лунин, и почти обрадовался этому – можно было поехать вместе. Кстати, он забыл расспросить его, как тот
