образом умудрился обронить на пол ванной. Платок был перемазан чем-то коричневато-алым, но это была отнюдь не краска фирмы «Коршун» или даже «Токида-С», это были пятна губной помады, при этом такого цвета, который Таньке, от рождения почти нордической блондинке, даже в кошмарном сне не пришло бы в голову испробовать на себе.
А кроме помады – чужой, платок содержал еще и следы спермы – моей, в чем Танька смогла бы убедиться, если бы вздумала провести экспертизу.
– Значит, у Сашки Попова ночевал. – В голосе Татьяны звучал неописуемый гнев. – Ты, козел, всю ночь с кем-то трахался (глагол она впервые на моей памяти употребила другой), а я сидела связанная, с твоими вонючими штанами на лице и голос срывала, пытаясь хоть что-нибудь крикнуть… Ох и сволочь же ты, Маскаев! Сволочью был, сволочью и остался. Убирайся из моего дома, поддонок.
Я готов был поклясться, что Таньку разозлил не столько факт моего похода «налево» после долгого затишья, сколько то обстоятельство, что она оказалась не в самой, мягко говоря, приятной ситуации в то время, когда я действительно получал несказанное удовольствие. Мне не привыкать сочинять наспех кучи каких угодно правдоподобнейших историй, но Таня не дала мне даже и рта раскрыть.
– Убирайся! Ты слышал?!
И она швырнула мне под ноги предательский платок.
Отливающее перламутром при неярком свете ночника лицо Лены я деликатно вытер своим платком.
– Понравилось? – мягко осведомилась она.
– Понравилось – не то слово, – честно произнес я, подтаскивая сигареты. – По-французски у тебя получается лучше, чем по-японски. Во всяком случае, не хуже.
Несмотря на то, что в постели как таковой мы еще оба не оказались и даже не успели толком раздеться, но уже сумели отбабахать бурную прелюдию к дальнейшей игре. Я про себя решил, пусть будет что будет, но часа и даже двух мне нынче мало – подобного наслаждения я не испытывал по меньшей мере лет пять. Останусь-ка я до утра, тем более, что и Лена желает того же.
Собственно кровати в квартире Лены не обнаружилось. Эта эксцентричная особа, оказывается, настолько вжилась в японские обычаи, что спала на полу, правда, на широченном и довольно мягком матрасе. И вообще, всяких сувениров и атрибутов Юго-восточной Азии здесь хватало. Узкоглазые куклы, маски, какой-то соломенный жгут… Панно, несколько фривольное при этом – свирепый воин с двумя мечами на поясе как будто обнюхивал полуголую девицу.
– Интересно? – спросила Лена. Она, в одной блузке, развалилась в кресле и тоже покуривала. – Эту картину в стиле школы «суйбоку» мне подарил в прошлом году один японский поклонник…
– Как? С какого боку? – на самом деле не врубился я.
Лена засмеялась.
– Так называется традиционная японская графика… Вернее, одна из ее древних разновидностей.
– Так это очень старая картина?
– Нет. Этот парень заказал сюжет художнику, а потом прислал картину мне на память. А изобразил он, если хочешь знать, себя и
