и скукой, словно она вполне себе привыкла к девушкам, впадающим в предобморочное состояние у неё комнате. И так же издалека её сухие, с шершавыми кончиками, пальцы сдавили руки Терез.
Терез сражалась с креслом, зная, что всё равно сдастся, и даже отдавая себе отчёт в том, что именно этим оно её и притягивает. Она упала в кресло и почувствовала, как миссис Робичек тянет за юбку, пытаясь вытащить её из-под Терез, но не могла заставить себя пошевелиться. Между тем она по-прежнему находилась в той же точке осознанности, по-прежнему способна была свободно мыслить, хоть перед ней и выросли тёмные подлокотники кресла.
– Вы слишком много стоите на ногах в магазине, – говорила миссис Робичек. – С этими Рождествами тяжело. Я видела их четыре. Вы должны научиться немножко беречь себя.
Сползая вниз по ступенькам, цепляясь за перила. Беречь себя, обедая в кафетерии. Снимая обувь с шишковатых ног, наравне с другими женщинами, которые рядком примостились на радиаторе в женском туалете, как на насесте, воюя за местечко на этом радиаторе, чтобы подстелить газету и посидеть пять минут.
Голова у Терез была очень ясной. Поразительно, насколько ясной она была, хотя Терез знала, что всего лишь смотрит в пространство перед собой и что она не смогла бы пошевелиться, если бы и захотела.
– Вы просто устали, ох, деточка, – сказала миссис Робичек, укрывая ей плечи шерстяным одеялом. – Вам надо отдохнуть. Весь день стояли на ногах, и сейчас тоже.
На ум Терез пришла строчка из Элиота, которого давал ей почитать Ричард: «Это всё не то, в конце концов, совсем не то[2]». Она попыталась произнести это вслух, но не смогла пошевелить губами. Во рту было что-то сладкое и жгучее. Миссис Робичек стояла перед ней, наливая нечто из бутылки в ложку и потом проталкивая ложку ей в рот. Терез послушно глотала – ей было всё равно, если бы даже это оказался яд. Теперь она могла шевелить губами, могла встать с кресла, но ей не хотелось двигаться. В конце концов она откинулась на спинку кресла, позволила миссис Робичек укрыть себя одеялом и притворилась уснувшей. Но всё это время она следила за сгорбленной фигурой, которая перемещалась по комнате, убирала со стола, раздевалась, чтобы лечь в постель. Она смотрела, как миссис Робичек снимает с себя большой корсет на шнуровке и вслед за ним – охватывающее плечи и частично спускающееся на спину приспособление с бретельками. Терез в ужасе закрыла глаза, крепко-накрепко их зажмурила и оставалась в таком положении, пока скрип пружин и длинный шумный вздох не подсказали ей, что миссис Робичек легла в постель. Но это было ещё не всё. Миссис Робичек потянулась к будильнику, завела его и, не отрывая головы от подушки, будильником пыталась нащупать стул с прямой спинкой возле кровати. В темноте, едва различая, Терез увидела, как четыре раза поднялась и опустилась её рука, прежде чем будильник оказался на стуле.
Подожду пятнадцать минут, пока она уснёт, и уйду, подумала Терез.
И, поскольку её одолевала усталость, она напрягла все силы,
Т. С. Элиот. «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока», из «Пруфрок и другие наблюдения»
