повторил ей заказ: «глазунью с зелёным чаем, особые».
Катан устроился за столиком рядом с окном. Окно было открыто, и откуда-то с улицы нестерпимо вкусно пахло свежей выпечкой. Рот наполнился слюной, и Катан судорожно сглотнул. Желудок недовольно и требовательно заурчал. К счастью, почти сразу появилась девушка, принимавшая заказ, с подносом. Её почему-то сопровождал трактирщик. Меж тем, в заведении прибавилось посетителей. Один из них уселся за стол, что стоял напротив Катанова. Это был один из солдат, сопровождавших копьё Тауриэль. Сомнений не было. И пусть он был без шлема, щита и копья, но на нём красовалась короткая серебристая кираса, кожаные штаны и армейские ботинки, а ещё на боку висел меч в ножнах. За окном на солнышке что-то заблестело – это солнечный зайчик, отразившись от серебристой кирасы другого солдата с арбалетом в руках, прыгнул Катану прямо в глаза. «Засада? Или просто покушать сюда пришли?»
Тут официантка поставила с подноса на стол тарелку и кружку без ручки и, пожелав приятного аппетита, отошла к соседнему столику. Трактирщик остался стоять рядом. В тарелке было нечто, даже отдалённо не напоминающее глазунью. Бурая, неоднородная масса, непонятной консистенции. «Кушайте, господин хороший, – улыбаясь щербатым ртом, сказал трактирщик, – и не побрезгуйте отведать чайку от нашего шеф-повара». В чае что-то плавало, и даже откровенно ныряло и плескалось.
Катан даже потерял дар речи на полминуты от возмущения. Затем лицо побагровело от охватившей его злости, и Катан изрёк из себя такой поток нецензурной, гневной лексики, с такими словами и выражениями, о существовании которых он и не подозревал, будучи ещё совсем недавно Катей. Не переставая ругаться и жестикулировать, он вскочил… Но тут же прервал бранный поток, видя, как солдат за окном поднял арбалет и целится прямо и недвусмысленно в него, в Катана. И только после этого, он услышал и увидел, что солдат, сидящий за столом напротив, аплодирует ему: «Браво! Браво, сэр!» А трактирщик стоял, облокотившись обеими руками об его стол, сам с краснющим лицом, разве что пар не шёл от него:
– Да он же серебром расплатился, не нашими монетами, и даже не пограничными[12]! Я таких денег раньше не встречал. Это, должно быть, деньги тёмных. Наверняка! Да! Пусть и от тёмных я такой чеканки монет не видел, но Вы же сами знаете, господа хорошие, – разорялся во весь голос трактирщик, явно пытаясь привлечь внимание к сему вопросу как можно большего количества слушателей и снискать их поддержку, – что там у них немерено князьков грызётся меж собой да постоянно новые появляются, смещая прежних. И все стремятся понаделать своих денег с собственной рожей!
– Но серебро-то настоящее? – спросил аплодировавший ранее солдат.
– Ну, настоящее…
– И по весу соответствует общепринятой норме?
– Вроде как. Может и потяжелее чуток.
– Тогда к чему весь этот спектакль?
– А ещё: они без дырок[13]!
– Велика беда!
имеется в виду: монетами Пограничья;
у “светлых” монеты были в виде восьмёрки (сдвоенного светила) с двумя дырочками в каждом из кружочков, у Пограничья – в виде прямоугольной плашки, обкусанной по более длинным сторонам (стилизованной под следы зубов, рвущих страну с двух сторон: “светлыми” и “тёмными”) с отверстием в верхней части, у “тёмных” – совершенно различной формы деньги с отверстием посередине. Отверстия делались для удобства хранения и ношения, например, на верёвке, как бусы. У всех стран и народов монеты ещё различались по номиналу: самые дешёвые были из серебра, более ценные – из золота. Одна золотая соответствует сотне серебряных монет;
